Девочка-лиса
Шрифт:
Она ныряет в волну. Ее охватывает холод, он иглами впивается в кожу. Эйр начинает плыть, вкладывая всю волю в движения, ей нужно пробиться сквозь грохочущую тьму и бушующие в ней силы. Лицо, уши и веки немеют. Кисти и пальцы сводит так сильно, что ей начинает казаться, что она гребет неуклюжими клешнями. Но она продолжает упорно грести, и постепенно тепло и силы возвращаются. Она входит в ритм, адреналин толкает ее вперед, гребок за гребком. Здесь она чувствует себя уверенно. Море принадлежит ей. Так было всегда, с самого детства.
Все началось много лет назад,
Через несколько часов она выползла на берег победительницей и рухнула к ногам Сесилии и рыдающего отца. В отчаянии он отправился на лодке разыскивать ее, но вернулся ни с чем. Одежда висела на ней мокрым тряпьем, глаза жгло, ее трясло с интенсивностью небольшого землетрясения. Но никогда еще ей не было так хорошо.
Все были уверены, что она больше никогда не осмелится снова зайти в воду, но она сделала это уже на следующее утро. Рано утром, пока все еще спали, она ушла на море. С этого дня оно принадлежало ей.
Как-то раз кто-то предположил, думая, что она не слышит, что она плавает, чтобы заглушить отчаяние и агрессию. Что это все из-за матери. Из-за того, что она так рано умерла. В другой раз она услышала, как отец винил себя в том, что она остервенела с того самого дня и ее тянет в воду вновь и вновь.
Сама она не особо задумывалась над этим. Знала только, что этот холод успокаивал ее, изо дня в день, и все остальное становилось неважно.
Звук, исходящий из бетонной стены гаража, повторяется шесть-семь раз, потом следует пауза, и снова слышится писк. Иногда паузы бывают длиннее, как будто существо, которое живет в стене, пытается вспомнить забытую мелодию.
Санна сидит на кровати, водка в стакане теплая. Она держит в руке бутылку, отпивает большой глоток из стакана, наполняет стакан снова, выпивает, снова наливает и выпивает до дна.
Она думает о поисковой операции. По пути домой она развернулась и снова поехала в Сёдра Виллурна. Долго бродила по кварталу в одиночестве, надеясь, что ей придет в голову что-нибудь стоящее. Потом направилась к Суддену, который тоже предпочитал работу днем и ночью всему остальному. Он осмотрел украшение, но не смог сказать ей ничего определенного, впрочем, обещал продолжить и ничего не упустить, если она, в свою очередь, пообещает ему отправиться домой и лечь спать.
Она ложится в одежде. Веки тяжелеют, но она борется со сном. Желтые всполохи мелькают перед глазами, так всегда бывает, прежде чем она срывается в бездонную пропасть, которая разверзается под ней. В темноте она летит вниз, пытаясь уцепиться хоть за что-то. Воздух вокруг становится все жарче, она ударяется обо что-то твердое и раскаленное, спина и колени начинают болеть. Прошлое превращается в пылающее настоящее и бежать от него некуда.
– Идем, Братец Кролик, идем, – слышит она чей-то голос.
Существо,
Внезапно мир раздается вширь и наступает день. Она видит того же человека, Мортена Унгера, стоящего у широких стеклянных дверей полицейского управления. Рядом с ним пожилой адвокат, который обращается к толпе журналистов.
– Если Мортен Унгер не пироман, то кто же тогда? – выкрикивают журналисты.
Адвокат откашливается и поднимает руку, чтобы заставить всех умолкнуть.
– Мой клиент рад, что расследование наконец прекращено и он отпущен из заключения и больше не является подозреваемым. Спасибо.
Он замечает Санну в людском море и улыбается с отвращением и триумфом. После этого препровождает своего шарообразного клиента к автомобилю сквозь напирающую толпу.
Прежде чем открыть дверцу машины, Мортен Унгер оборачивается к ней. Он достает из кармана сигарету и коробок спичек. Потом улыбается, не отрывая от нее взгляда, поджигает спичку и роняет на землю. Пламя срывается вниз, ударяется об асфальт и рикошетом отлетает в сухую траву у парковки. Огонек разгорается, по лицу Мортена Унгера пробегает судорога возбуждения. Садясь в машину, он шевелит губами и произносит предназначенные ей одной слова:
– Идем, Братец Кролик, идем.
За ее спиной напирает толпа, еще чуть-чуть, и ее роняют на землю, безучастно топчут сапогами, кроссовками, острыми каблуками, пока автомобиль выруливает с парковки.
Санна кричит, но у нее перехватывает дыхание, и она вскакивает в реальности, в своем гараже. Комната вокруг нее погружена в тишину. Писк прекратился. Она крутит в руках бутылку, переворачивает ее вверх дном, но бутылка пуста, да и в блистере тоже не осталось ни одной таблетки.
Она швыряет бутылку об стену. Та дает трещину, но не разбивается. Стукнувшись о бетонный пол, бутылка укатывается в угол. Там, в углу, что-то шевелится.
Здоровенная крыса исследует треснувшую бутыль.
Санна машет рукой на совершенно не испугавшуюся тварь. Ее большой заостренный нос и раздвоенная верхняя губа шевелятся, но черные глазки абсолютно неподвижны. Крыса наблюдает за ней, потом злобно шипит, сгибает свой облезлый хвост и шмыгает в большую щель между полом и стеной.
Санна вздыхает, ей приходится прислониться к стене. В машине она отыскивает еще одну полупустую бутылку водки и свою сумку. Она опускается на водительское сиденье и оборачивается, чтобы взять новую упаковку таблеток. При этом на пол автомобиля летит папка, которую ей вручил Бернард. На ней написано «Мари-Луиз Рооз». Когда она подбирает ее, на колени Санне выскальзывает фотография.