Девочка по имени Глазастик
Шрифт:
Только тут Катя поняла, почему так светло в этой бедной комнате, освещенной одной-единственной свечой в медном подсвечнике, закапанном зеленым воском.
Волосы девушки сами излучали свет. Они лились на плечи потоком чистого золота, озаряя все кругом, и падали вниз почти до земли, до грубых башмаков, похожих на ореховые скорлупки.
Девушка так крепко обняла Глазастика, что та застонала.
– Больше никогда… – проговорила девушка, отворачивая лицо.
– Ниточка, правда, я не хотела… – виновато сказала Глазастик. – Потом, на площади был Вихрик. И он сказал,
– Держись от них подальше, – не отпуская Глазастика, прошептала Ниточка. Ее золотые волосы совсем закрыли девочку. – И нечего тебе болтать с Вихриком. Господи, ты стала такая легкая, легче перышка. Я боюсь…
– Ох! Что нам ждать хорошего, – пробормотала тетушка Ох.
Тетушка Ох поставила на стол глиняное блюдо с лепешками. Потрогала Катины озябшие руки, посадила ее поближе к печке.
Коту Ваське налили миску молока. Он неохотно подошел к миске, понюхал молоко, повел носом и отошел прочь.
– Надо же! Совсем аппетит потерял, – пробормотал кот Васька. – Может, он улетел?
Случайный сквозняк проник в приоткрывшуюся дверь, и кот Васька с отчаянным мяуканьем взмыл кверху. Он сделал круг под потолком и пристроился поближе к теплой печной трубе.
– Поспать, что ли, – меланхолично сказал кот Васька. – Может, проснусь, а я уже не летаю, хожу по земле, как все порядочные коты.
Продолжая висеть в воздухе, кот Васька свернулся клубком, нос прикрыл кончиком хвоста, чтоб снились хорошие сны, вздохнул и задремал.
Глядя на него, Катя не выдержала и улыбнулась.
– Смотрите, да смотрите же! – пронзительно закричала Глазастик, указывая на Катю.
Она протянула руку и осторожно тронула Катины губы.
– Она улыбается, – тихо и недоуменно сказала Ниточка.
– Значит, вот что такое улыбка! сказала Глазастик. – А то я все слышу «улыбка», «улыбка», а никогда не видела. Я так не могу.
– Чудно! – удивилась Катя. – Как это не можешь? Возьми да улыбнись. Что проще?
– Не могу. – Глазастик подняла на нее свои огромные глубокие глаза, в которые было страшно смотреть. – Я не могу улыбнуться. У меня нет улыбки… нет улыбки…
– Как это нет улыбки? – еще больше удивилась Катя.
– Я тоже хотел бы знать, – нерешительно начал волшебник Алеша. – Как вы догадываетесь, мы прибыли сюда очень издалека. И, по правде говоря, я пока ровным счетом ничего не понимаю. Почему Глазастик не может улыбнуться? Кто такие королевские сборщики улыбок? Почему от них надо убегать и прятаться?
– Это они отобрали у нас улыбки! – вырвалось у Глазастика.
– Прикуси язык, болтушка, – строго одернула ее тетушка Ох и вдруг добавила, глядя на Глазастика взглядом, полным нежности: – Девочка моя, ты была совсем крошка, когда у тебя отобрали улыбку. А Главный Сборщик Улыбок, – тут голос тетушки Ох упал до шепота, – он… он умеет проникать повсюду. Глубокой ночью ходит он по городу. Ох, вы не поверите, как это страшно. Он пробирается в наши сны. Да, да, отнимает улыбки, которые нам снятся. И тогда…
Тетушка Ох с тревогой посмотрела на Глазастика и замолчала.
– Продолжайте, прошу вас, –
– Не знаю, для чего нужны наши улыбки королю, – вздохнула тетушка Ох, – но, видно, очень нужны. Вот они и рыщут повсюду, эти сборщики улыбок. Это вовсе не больно. Только легкий укол в сердце, и ты больше уже не можешь улыбнуться. И такая тоска на душе. Еще беда: люди без улыбок уже не те, совсем не те. Ох, так меняются, что и не узнать! Они всегда печальны, ни о чем не мечтают. Они худеют, бледнеют, словно превращаются в собственную тень. От грусти они становятся совсем легкие. А уж если Главный Сборщик пробрался в сон и отобрал улыбку и она даже не может присниться…
– Замолчи, замолчи. – Ниточка снова прижала к себе Глазастика. – Не говори об этом.
– А мне уже все равно… Все… – Глазастик почти равнодушно опустила голову. Тени от длинных ресниц потекли по щекам, делая ее еще бледнее, еще печальнее.
Где-то далеко на городской башне сонно и гулко отбили полночь часы.
Катя так устала, что слова до нее доходили словно сквозь шум волн. Глаза слепили золотые волосы Ниточки, они отражали и множили свет догорающей свечи.
Катя сама не заметила, как, уткнувшись лицом в рукав волшебника Алеши, она задремала.
– Что ж, утро вечера мудренее, как говорится в одной сказке, – сказал волшебник Алеша. – Все это надо хорошенько обдумать. Как вы считаете? О, несомненно!
Глава шестаяОбманутые надежды. И главное: волшебник Алеша отправляется во дворец
Катю разбудил чей-то пристальный взгляд.
Катя открыла глаза. Над ней наклонилась Глазастик. При свете дня ее лицо казалось голубоватым, как тающая льдинка.
– Ты все спишь и спишь, – тихо сказала она. – А мне так хочется с тобой поговорить. Поговорить…
Катя села, спустила ноги на пол. Видно, она вчера так и уснула на лавке, а кто-то сунул ей под голову подушку, укрыл теплым плащом.
– Вот вроде бы и все, – негромко сказала тетушка Ох и вздохнула.
Она и волшебник Алеша сидели рядышком за столом и разговаривали.
– Так, так, – задумчиво проговорил волшебник Алеша. – Люди без улыбок… Как это раньше не приходило мне в голову? От грусти они становятся легкими. Оно и понятно – без улыбки нарушается сказочное притяжение. Но позвольте, позвольте, уважаемая тетушка Ох, как же в таком случае придворные? Ведь они тоже остались без улыбок, насколько я понимаю.
Тетушка Ох пожала плечами.
– Ох! Да ведь они и прежде были угрюмые, неулыбчивые. По-настоящему, по-доброму никогда и не улыбались. Отобрали у них улыбки, они и не заметили даже. Им что есть улыбка, что нет – все равно. Верно, поэтому они и не улетают.
Тетушка Ох печально и строго посмотрела на волшебника Алешу:
– Это у нас, у бедных людей, всего-то и было радости: посмеяться от души.
– Пожалуй, вы правы, да, да. – Волшебник Алеша с сочувствием кивнул головой.
– Мало нам этих бед, – вздохнула тетушка Ох, – а тут еще печаль: пропал Трот, жених Ниточки. Что за парень был! А какой искусник, второго такого не сыщешь. Но вот уже больше года мы ничего о нем не знаем.