Девочка по имени Солнце
Шрифт:
Отряхнулся и отошел в сторону.
– Соня, ты видела, что творит твой отец? – Лысый стоял на четвереньках посреди сырой дороги. – Это хулиганство!
Я не удержалась и, проходя мимо, топнула по луже, брызги окатили хлыща, подмочили блестящую лысину.
– Сумасшедшее семейство! – плевался мне вслед Вадим.
Наконец его улыбку смыло с лица. Я подошла к папе, под глазом у него синел порядочный фингал, а одна штанина была продрана на коленке.
– Пошли домой, – сказала я.
И папа обнял меня, послушно направляясь к нашему подъезду. Он никак не комментировал произошедшее, предоставив трибуну старухам, которые вовсю галдели за нашими спинами. А по двору гулял ветер, разносил разговоры о нашем
Вечер с Боттичелли
Ну вот мой дневник и подошел к концу, приходится писать на обложке. Я хотела лишь сказать про тетю Надю. Теперь она носит фамилию Котикова и больше не говорит «все мужчины одинаковые». Она помогает мужу в написании новых книг и тоже занялась йогой. Только ноги за уши они засовывают по очереди, перспектива умереть и мумифицироваться в один день их не вдохновляет. Зато мама выкинула все книги по психологии, даже те, что были подписаны Котиковым лично. В пылу она хотела выкинуть и фотоаппарат, но папа удержал ее от этого щедрого жеста. Да, теперь папа снова живет с нами! Когда я привела его домой с фингалом под глазом и рассказом о том, как Вадим, ползая по мокрому асфальту, называл наше семейство сумасшедшим, мама так долго смеялась, что на глазах у нее выступили слезы. И она заплакала, а папа обнял ее и увел в спальню. Там они говорили очень долго, а когда вышли, то мне показалось, будто у папы тоже покраснели глаза, особенно тот, что был подбит Вадимом.
– Сонь, ты не сходишь за Собакиным? – попросил он. – Заодно прогуляешься.
Я, как всегда, показала родителям «козу» и ускакала к Розочке. Вечер стоял тихий и теплый, я бежала неслышно по московским улочкам, как юная «Девушка из Ипанемы» по пляжу в Рио-де-Жанейро. И почему-то на глазах тоже выступили слезы: я думала о Люке, о лете, о любви…
– Вот видишь, все и прояснилось, – сказала Розочка, когда я выложила ей про маму с папой. – Разлука пошла им на пользу, разобрались как следует в своих чувствах, поняли, что на самом деле дорого и важно. А ты оставайся-ка сегодня у меня. Дай родителям побыть наедине.
До позднего вечера мы с Розочкой пили чай, рисовали карандашами цветочные луга, и, кажется, я рассказала ей о Люке, но это было уже в полусне.
Собакина я привела домой уже утром, скорее всего, папа с мамой и не заметили, что их дочь неизвестно где ошивалась всю ночь. Они радостно уплетали яичницу с колбасой и помидорами, возя двумя вилками по одной сковороде. Все возвращалось на круги своя. Хотя, кажется, это был уже совершенно новый виток спирали…
Женька теперь встречается с Ивановым! Он из кожи вон вылез, чтобы завоевать ее снова. Как я и предлагала, Игорек водил Женю в цирк, театр и Уголок Дурова. Но решающим моментом оказалось совсем другое. Я думала, после всего произошедшего, меня уже ничто не способно удивить по-настоящему, но когда увидела Игорька, выгуливающего на поводке белоусого Пирата, мои глаза, подпирая брови, буквально вылезли на лоб. Оказывается, Иванов давно слушал подкасты Люка и был завсегдатаем его блога. Чтобы покорить Женьку широтой души, Игорек взял себе бездомного пса. И был вознагражден – Женя оценила этот поступок, она прониклась нежностью к трогательному и очень ласковому Пирату, а затем и к его хозяину. Теперь мы часто гуляем вместе. Я с Собакиным, а Женька и Игорь гордо выводят Пирата. Он всегда смотрит на нас, добродушно прищурившись, будто понимает об этой жизни куда больше, чем мы – люди. Кто знает, может, так оно и есть, во всяком случае, найдя дом и любящего хозяина, этот пес знал цену своей удачи. И когда Пират с искренней преданностью терся о ноги Игорька, когда доверчиво утыкал нос в протянутые ладони, я хотела думать, что чуть-чуть причастна к его собачьей радости…
Мой Ромка тоже влюбился! Теперь он часто пишет мне, советуясь, как вести себя со своей избранницей. Тогда я закатываю воображаемые рукава и строчу ему все, что знаю о женщинах. Не думаю, что девушки в Новосибирске сильно отличаются от московских. Им так же хочется верности, заботы, смелых подвигов, веселых шуток и конечно же – любви! А у Ромки ее скопилось о-го-го сколько, в этом я не сомневаюсь. И даже чуть-чуть завидую той девчонке, в которую он влюблен. Ей повезло не меньше, чем мне.
Люк продолжает тренировать мою «душевную мышцу», я, кажется, начинаю чувствовать, что это такое. Впервые понимаю папины слова. Пусть от этих упражнений не появляются кубики на животе и руки не становятся сильными, а мышцы рельефными, зато где-то внутри все начинает работать как надо, без сбоев и болезней. Будто раньше во мне трясся бесформенный кисель, а теперь я стала натянутой струной – тронь меня, и зазвучу чисто, как хорошо настроенный инструмент. Такой и должна быть Соня Солнцева, если не станет лениться, не закиснет в глупых переживаниях, будет видеть, куда идет, и говорить то, что думает. Все это помогло мне объясниться с Женькой – она мировой человечище, простила меня, даже не попытавшись укокошить на месте. Неделю со мной в молчанку играла, но я не отступала, каждый день ошивалась возле ее подъезда по утрам и после школы, я преграждала подруге путь и басила: «Девочка, давай дружить!» Первые дни Женька держалась, отпихивала меня в сторону с суровым видом, но после посещения цирка или Уголка Дурова смягчилась. И однажды расхохоталась мне в лицо.
– Солнцева, ну ты и упрямая! – сказала она. – И покойника заставишь протянуть не ноги, а руку!
– Это я умею, – согласилась я и снова забасила: – Ну что, давай дружить?
И Женька сдалась, махнула на меня рукой, тогда мы пошли в школу рядом, как раньше. Правда, в середине пути я не выдержала и полезла обниматься, повисла у нее на шее, счастливая до чертиков. А Женька, которая еще не разучилась быть взрослой, вяло отбиваясь, смущалась и краснела…
Еще я хотела написать про Люка, но место в дневнике совсем закончилось. Тогда пусть все это остается только между нами. В нашем публичном мире, где каждый блогер доступен миру, как ипотека для молодой семьи, нужно уметь сохранить что-то лишь для себя. Наверное, должна быть у любви кожа, которая скрывает биение двух сердец от чужого дыхания…
Я закрыла исписанный от корки до корки дневник, убрала в ящик и достала альбом Боттичелли, мне хотелось заново взглянуть на богиню любви – как она там, все еще печальна? Венера толкнула ладонью страницу, что скрывала ее красоту, и открылась передо мной все та же и совсем другая. Я взяла карандаши и стала кропотливо перерисовывать все, что видела в апельсиновом саду. Я хотела поймать этот миг, сохранить картину такой, как видела ее сейчас. Это уже не повторится. Сколько ни открывай альбом, каждый раз я буду видеть новую Венеру… Она не изменится, но поменяюсь я, а вместе со мной и все то, что вижу вокруг.
Картинка получалась неловкой, какое уж сравнение с великим гением? Но каждая ошибка была дорога – это мои ошибки, те, что составляют суть Сони Солнцевой. Сегодня. Сейчас.
– Дочка, иди сюда! – послышался мамин голос. – Ты нам нужна для семейного трио.
Я отложила рисунок и заглянула в родительскую комнату, телевизор был включен, мама снова смотрела «Клуб «Завтрак». Они с папой уже прилипли друг к другу и ждали момента, когда подоспею я.
– Врубаю! – Папа снял кино с паузы.
Заиграла знакомая музыка. Я приклеилась третьей, и мы пошли друг за другом, смешно выкидывая полусогнутые колени и размахивая руками в такт. И никто не видел, как мы дурачимся, вышагивая по жизни, хохоча, – это была наша маленькая тайна. Секрет, который делал нашу семью такой, какая она есть…