Девочка с медвежьим сердцем
Шрифт:
– В таком случае почему бы не попросить моего отца помочь нам? – Мейкпис ступила на опасную дорогу, но зашла слишком далеко, чтобы повернуть обратно. – Бьюсь об заклад, он не оставил бы меня на кладбище!
– Он последний, к кому мы можем обратиться за помощью, – ответила мать с горечью, которой Мейкпис раньше в ее голосе не слышала. – Забудь.
– Почему? – Мейкпис внезапно поняла, что больше не может выносить в своей жизни недомолвок. Всего того, о чем ей не позволялось говорить и спрашивать. – Почему? Почему ты мне никогда ничего не рассказываешь?
– Ты понятия не имеешь, от чего я тебя спасла! – взорвалась мать. – Останься я в Гризхейзе…
– Гризхейз… – повторила Мейкпис и увидела, как побледнела мать. – Он там живет? В старом доме, о котором ты рассказывала?
Она знает название. Наконец она знает название. Стало быть, можно поискать дом. Кому-то где-то должно быть известно это место.
Название казалось старым. Девочка никак не могла представить дом, которому оно принадлежало, словно тяжелый серебристый туман лежал между ней и его древними башнями.
– Я не вернусь на кладбище, – повторила Мейкпис. Ее сила воли воткнула копье в землю и приготовилась к нападению. – Ни за что. Если попробуешь заставить меня, я сбегу. Клянусь. Отыщу Гризхейз. Найду отца. И никогда не вернусь.
Глаза у матери словно остекленели от гнева и изумления. Она так и не научилась справляться со вспышками неповиновения Мейкпис. Потом все тепло словно стекло с ее лица, сделавшегося холодным и отчужденным.
– Беги, – процедила она ледяным голосом. – Если хочешь именно этого, скатертью дорога. Но когда окажешься в руках у этих людей, не говори, что я тебя не предупреждала.
Мать никогда не сдавалась. Никогда не смягчалась. Мейкпис бросала вызов – мать в ответ поднимала ставки, разоблачала уловки дочери и давила еще сильнее. А Мейкпис блефовала, угрожая сбежать, но, глядя в неумолимые глаза матери, впервые подумала, что действительно может поступить именно так.
Но тут мать посмотрела через плечо Мейкпис в сторону главной улицы и застыла от возмущения, выдохнув несколько слов. Так тихо, что Мейкпис уловила только два:
– Помяни нечистого…
Мейкпис оглянулась как раз вовремя, чтобы увидеть проходившего мимо высокого мужчину в добротном камзоле темно-синего сукна. На вид он был не так стар, хотя волосы были совсем седыми.
Девочка знала старую пословицу: «Помяни нечистого, и он тут как тут». Мать говорила о «тех людях» – жителях Гризхейза – и вдруг увидела незнакомца. Это кто-то из Гризхейза? Возможно, даже отец Мейкпис?
Мейкпис перехватила взгляд матери. Глаза девочки неистово сверкали возбуждением и торжеством.
– Нет, – прошипела мать, обхватив ее обеими руками. – Мейкпис!
Но собственное имя резануло слух Мейкпис, она устала мириться с бедами, причину которых так и не могла объяснить. Она вырвалась и помчалась к главной улице.
– Ты в могилу меня сведешь! – крикнула мать вслед. – Мейкпис! Постой!
Но Мейкпис не послушала, потому что вдалеке маячили синий камзол и грива седых волос, через секунду исчезнувшие за углом. Прошлое уплывало от нее!
Она добралась до угла как раз вовремя, чтобы увидеть, как незнакомец растворился в толпе, и побежала за ним, хотя слышала, как мать зовет ее. Но не оглянулась, а вместо этого продолжала преследовать удалявшуюся фигуру, сначала по одной улице, потом по другой, третьей. Несколько раз она, казалось, теряла его из вида, но тут же замечала в отдалении копну седых волос.
Мейкпис не сдавалась, даже когда обнаружила, что бежит по огромному Лондонскому мосту прямо в Саутуарк. Здания по обеим сторонам улицы становились все более убогими, а запахи более затхлыми. Она слышала смех, доносившийся из прибрежных кабаков, ругательства и скрип весел с реки. Начинало темнеть. Солнце почти спустилось за горизонт. Небо потускнело до оттенка окрашенного олова. Но, несмотря на это, на улицах было необычайно много людей. Они путались под ногами, загораживали седого мужчину.
Лишь когда улица выплюнула Мейкпис на большое открытое пространство, она остановилась, внезапно испугавшись. Под ногами росла трава, и Мейкпис поняла, что оказалась на краю Сент-Джордж-Филдз [3] . Вокруг бурлила мрачная, шумная толпа. Только головы отчетливо выделялись на фоне темнеющего неба.
Девочка не могла определить, насколько далеко протянулась людская масса: поднимавшихся из нее голосов, казалось, были сотни. И все мужские. Никаких следов седого незнакомца.
3
Сент-Джордж-Филдз – кладбище при церкви Святого Георгия.
Задыхаясь, Мейкпис оглядывалась по сторонам, сознавая, что привлекает пристальные, любопытные взгляды. Хотя ее одежда была из простой дешевой шерсти и полотна, все же шейный платок и чепец были чистыми и приличными, а здесь этого было достаточно, чтобы привлечь внимание.
– Привет, крошка! – окликнула одна из темных фигур. – Пришла подхлестнуть наше мужество, верно?
– Не-а, – протянул другой. – Ты здесь, чтобы маршировать с нами, так ведь, мисс? Можешь, как шотландские леди, швыряться в ублюдков табуретками! Покажи-ка нам свою правую руку!
Несколько человек оглушительно рассмеялись, и Мейкпис ощутила некую опасность в их поддразнивании.
– Да это никак дочка Маргарет Лайтфут? – неожиданно раздался молодой голос. Вглядевшись в темноту, Мейкпис едва различила знакомое лицо жившего по соседству четырнадцатилетнего подмастерья ткача. – Что ты здесь делаешь?
– Заблудилась, – поспешно объяснила Мейкпис. – Что происходит?
– Мы вышли на охоту! – В глазах у подмастерья появился неистовый, яростный блеск. – Загоним старого лиса Уильяма, архиепископа Лода!