Девочка в саду и другие рассказы
Шрифт:
– А я знаю!
– Что ты знаешь, мальчик? – спросил Мессинг.
– Знаю все!
– А как мою помощницу зовут?
– Эсмеральду, что ли?
– Да!
– Тетя Таня.
– Ну а знаешь, например, где я родился?
– В деревне, – ответил Вовка, – там говорят не по-нашему.
Вольф Мессинг удивленно посмотрел на Вовку.
– А в какой день я родился?
– Во вторник, – уверенно произнес Вовка.
Мессинг ненадолго задумался и, уже с серьезным интересом посмотрев на Вовку, спросил:
– А ты здесь с кем?
– Со старшим братом.
– Поговорить бы мне с тобой надо, мальчик.
Из
– Иван Лукич, а ты почему в клубе не был?
– Я фокусы не люблю и не верю в них.
– Напрасно. Хочешь – я тебя загипнотизирую? – спросил Вовка.
– Это как?
– Садись на скамейку. Я сейчас скажу «спать», и ты уснешь.
– Прямо, – ухмыльнулся Лукич.
– Не прямо, а криво, – произнес Вовка и, широко открыв глаза, уставился на шкипера.
Тот, уже отбросив исслюнявленную папиросину, покорно уселся на лавку.
– А теперь спи, наш дорогой Иван Лукич, – Вовка несколько раз развел руками в стороны, и шкипер, свесив голову в капитанской фуражке, покорно заснул.
– Беги за папой, получилось, а я здесь на атанде постою, – прошептал Вовка брату.
Васька бросился домой.
Артисты пришли садиться на свой «финлянчик», уже пришвартовавшийся к дебаркадеру, когда Вовка дежурил около спящего Лукича. Он радостно бросился им навстречу, крича:
– Дяденька артист, у меня получилось!
– Что получилось? – спросил у мальчика великий иллюзионист.
– Я сделал это, он заснул, – и Вовка показал на спящего Лукича.
– Идите, садитесь. Я вас догоню, я на минутку, – обратился артист к своим спутникам, уже поднимавшимся по шатким сходням на борт.
Он обнял Вовку за плечи и шепотом, чуть дрожащим голосом сказал:
– Тебя как зовут?
– Вовка.
– Пойдем, Володя, на корму или на нос: не поймешь тут. Я хочу попросить у тебя об одном одолжении, – он сел на ржавый чугунный кнехт, двумя руками взял Вовку за плечи и, старательно глядя своими блестящими черными глазами в широко раскрытые Вовкины, продолжил: – Я прошу тебя об одном: никогда не пользуйся своим даром. Забудь о нем. Потеряй его, если сможешь. Поверь мне: я загубил свою жизнь, я испытал столько горя в жизни, а виной тому такой дар. И если он откроется в тебе, как и у меня, тебя ждут большие несчастья. Запомни, что я тебе сказал, и поверь мне. Я хочу для тебя только счастья и добра, – артист сжал Вовкины плечи, встал и поторопился за своими коллегами.
Поздно ночью провожала своих постояльцев на дебаркадер Людмила. Лукич сладко спал, сидя на лавочке, фуражка съехала набекрень, а по щетине изо рта стекала слюна. Двухпалубный пароходик «Михаил Калинин», мерцая редкими ночными сигнальными огнями, мягко шлепая плицами, подплывал к пристани.
– Что у тебя там, Лукич? – спросили в рупор.
– Забери двоих, – зычно ответила в рупор Людмила, – батька что-то того…
Супруга пришла рано утром, пока Василий еще спал, и сразу на кухню, готовить завтрак. Он, проснувшись, почему-то ничему не удивился.
– Где была-то? – только и спросил.
– Да у деверя, брата твоего, Вовки. Надо было с его Марией поговорить, да заболтались.
Щука
Уж не знаю: есть ли какая польза кому от фольклорных экспедиций. Может, конечно, какой-нибудь ученый и запишет новую поговорку или сказку, а то и зарисует наличник с берегиней или фараонкой. Вон Коля Старшинов целую книжку матерных частушек напечатал – стыдоба да и только. Нам, студентам филфака, любопытнее всего было пробовать в разных деревнях местную самогонку, тоже как бы фольклор.
Облазили мы весь Воротынский район – Фокино, Сомовку, Карповку, Криуши – и оказались в старинном русском селе Бармино: церковь великолепная – красавица, на берегу дебаркадер с шаткими сходнями, тетки в сарафанах и платках рыбой, ягодами торгуют. Съели мы по стакану малины, щуку вяленую разодрали одну на пятерых и слышим, что баржа-самоходка, что стоит у дебаркадера, – это плавучий магазин, и идет он сейчас в Великовское, село на том берегу Волги. А на том берегу всегда всё интереснее.
Договорились мы с капитаном, сели на это плоское судно почти без надстроек и через полчаса оказались в Великовском. Село огромное, раскинулось широко, дома кондовые, венцов – не сосчитать. Каждый дом по своему проекту – двух похожих нету. Некоторые – двухэтажные. Вдоль домов деревянные тротуары из досок, в палисадниках золотые шары да мальвы.
Гришин, наш руководитель с кафедры русского языка, у кого-то выспросил, и мы прямиком отправились к местному старожилу дяде Ване Быкову, которому скоро сто лет и который в двух революциях и пяти войнах лично участвовал.
Дядя Ваня сидел на завалинке: китайские кеды «два мяча», брюки с заплатами на коленях, фуфайка-стеганка на голое тело, капитанская фуражка без кокарды, в руках погасшая козья ножка. Сто лет на вид ему не дашь, но восемьдесят с гаком – можно. Мы дружно расселись на бревнах-катышах, еще не колотых для поленницы, а Гришин с места в карьер начал:
– Дядя Ваня, мы вот тут со студентами из университета в экспедиции, значит, разные истории записываем, сказки, песни. Нам рекомендовали вас: говорят, что вы и в японской войне участвовали, и в революцию в Петрограде были. Расскажите нам с ребятами, что вам особо запомнилось.
– А что запомнилось? Да все хорошо помню. На японскую войну мы на броненосце пришли, вокруг Африки, два месяца почти. А воевать? И не помню, чтоб воевали. Как сказали мне, что до дому десять тысяч верст, что если пешком, так двадцать лет идти, – тут и в глазах потемнело, и в ушах зазвенело. Не до войны сразу стало. Как подумаю, что все корабли японцы потопят, а домой пешком придется топать, так душа в пятки и уходит. А в революцию я с Дыбенкой сдружился, он в революцию главным был. Было у нас собрание в каком-то дворце. Мне там приспичило, и забежал я в нужное место по нужде. Стою, делаю свое дело и вдруг слышу: дверь открывается, и по мне, по спине, как озноб прошел. И течь перестало, и волосы, чувствую, на голове шевелятся. Повернулся: мужик стоит с каким-то солдатом, и от этого мужика холод, как из погреба. Это Дыбенко был. Потом я у него по особым поручениям целый месяц был. Так, на побегушках. У меня фотокарточка даже где-то осталась: Дыбенко и я еще с одним матросом.