Девочка. Девушка. Женщина
Шрифт:
– Господи, ну все, все! Развела влажность. Давай заканчивай. У тебя же выходной сегодня, да?
– Да.
– Вот и отлично. Собирайся.
– К-куда? – икнула я.
– Говорят, таймень клюет. Поедем, посмотрим.
– Ты меня че, на рыбалку зовешь? – шмыгнула носом.
– Отвлечешься хоть. А то взялась ныть.
Конечно, это звучало грубо, но ведь главное – не слова, а то, что за ними стояло, правда? За словами Славки стояла неуклюжая забота мужика, который ни о ком, в общем-то, не привык заботиться. Я не посмела эту самую заботу оттолкнуть. И потому, затыкая кулаком вырывающиеся из горла рыдания, оделась… и поехала со Славкой
Это был странный день. Я вглядывалась в морскую гладь до слепящих пятен, мелькающих перед глазами, я плакала, как последняя тряпка, уткнувшись в его плечо… А он гонял туда-сюда спичку из одного уголка рта в другой и все больше молчал. Лишь иногда бросая:
– Смотри-смотри, как котлит. Ну, че сидишь? Забрасывай!
Голос у Славки был злой, подколы в мой адрес – хлесткие. Но какого-то черта именно его неуклюжая резкость заставила меня улыбаться в наступившей потом тишине, нарушаемой характерным звуком сработавшего фрикциона. Клевало! Славка оживился, отбросил телефон, на который отвлекся, и, схватив удочку, загоготал:
– Ух ты, ух ты! Ну, че делается… Че сидишь? Давай подсекай!
Глава 23.1
Глава 23.1
– Как на Артура именины испекли мы каравай… – пританцовывая, Катя выплыла в столовую из кухни с большим кексом, в который были воткнуты шесть разноцветных свечек. Сидящий у меня на руках сын, завидев мать, запрыгал, забарабанил по столу большой ложкой, но очень быстро потерял к ней всякий интерес, выбросил из рук и потянулся к угощению.
– Осторожно, Артур! Обожжется! – забеспокоилась Катя.
– Сначала задуть. Слышишь, Арр?
Я придумал это прозвище сыну, когда понял, какую совершил ошибку, позволив Кате назвать его моим именем. В быту это оказалось довольно таки неудобно, но Катя была убеждена в том, что таким образом она совершает очередной подвиг во имя любви, после которого я уж точно был обязан ответить на ее чувства, и отговорить ее от этой идеи было категорически невозможно.
– За-дуть! – Катя сложила пухлые губы, показывая сыну, как надо. – Вот! – захлопала в ладоши. – Кто молодец? Артурчик! Дай я тебя поцелую.
Артур не очень довольно снес мамины нежности. Спрятал лицо у меня на шее, но даже так не смог долго просидеть.
– Куда это ты собрался? А кекс?
– Ыыыы!
Я пододвинул тарелку и отломил вилкой маленький ломтик. Катя решила, что мы не будем как-то ограничивать сына в плане еды. И постепенно начала давать ему пробовать блюда с «взрослого» стола. Абы чем мы не питались, поэтому такой вариант и мне показался вполне оправданным. Тем более что с грудным вскармливанием у Кати изначально не срослось.
– Зачем бог дал мне такое вымя, если я не могу выкормить своего ребенка?! – рыдала она в безуспешной попытке сцедиться. Я прошелся взглядом по ее покрасневшей, изборожденной синими реками вен груди и философски пожал плечами:
– Возможно, тебе стоит еще раз попробовать подключить ту адскую машину.
– Молокоотсос? – сквозь слезы хохотнула она. – Он только синяки оставляет, а толку никакого.
– Тогда заканчивай геройствовать. Артуру вполне по душе смесь.
– Молоко матери специально адаптировано под ее ребенка! Ни одна смесь и в подметки ему не годится!
– Ну, что поделать, – усмехнулся я и, уже понимая, куда ветер дует, хотел сбежать, но на полпути к свободе меня догнало Катино:
–
На тот момент я не был с женщиной почти восемь месяцев и понимал, чем этот «отсос», скорее всего, закончится, поэтому отрезал без всяких церемоний:
– Нет. Это исключено.
– Что тебе стоит?! Я же не ради себя прошу, ради сына!
Я покачал головой, отцепил впившиеся в меня пальцы и ушел. В башке мелькнула мысль, что я веду себя как бездушная скотина, но я тут же ее отмел, не позволяя вине просочиться глубже. Катя знала, на что шла. Она сама этого хотела. Между нами с самого начала все было кристально ясно. Секс наверняка бы все только испортил. Дал бы повод думать, что у нас еще может что-нибудь получиться. Катя искала подтверждения этому с пугающей одержимостью. Ее мечта обо мне жила вместе с нами, как опостылевшая родне прикованная к кровати бабка, которую раньше очень любили, да, а теперь думали лишь о том, когда же она уже отдаст богу душу.
– Артур! – выдернул меня в реальность Катин голос. – Смотри, это не та девочка?
Тонкий пальчик Кати ткнул в висящую на стене плазму, на которой обычно шли мультики. Я с замершим сердцем уставился на экран. «Та девочка» стояла в центре кадра, прогибаясь под весом цветом. Рядом с чуть более свободными руками стоял Руслан… Стоял рядом, да, как и весь этот чертов год.
– Есения Вавилова и Руслан Аюмов покидают сцену британского Ковент-Гарднер под оглушительную овацию… Позади у труппы успешный гастрольный тур по странам Азии, впереди Европа и Америка… Нашим танцовщикам рукоплещет весь мир… Но главный вопрос, который будоражит сердца поклонников пары – когда же они объявят о своих отношениях.
Я почти возненавидел Катю за торжество, мелькнувшее в ее взгляде, впрочем, очень быстро сменившееся снисходительным: «Ну, я же тебе говорила!».
Глава 23.2
Глава 23.2
– Ыыы… – взвыл в руках Арр, я на всякий случай разжал пальцы, боясь причинить сыну боль, и снова уперся в телек. Сеньку как раз показывали крупным планом. Сколько раз за этот год я придумывал себе, что мы вот так, через экран, разговариваем друг с другом? Сколько раз я присваивал себе ее счастливые широкие улыбки? Сколько раз я чувствовал себя гребаным заключенным, который может поддерживать связь с остальным миром лишь посредствам переглядывания через пуленепробиваемое стекло, потому что даже предусмотренная для разговоров трубка какого-то хрена сломалась?
– Папапапа…
– Он говорит «папа»! – захлопала в ладоши Катя и подбежала ко мне, чтобы пощекотать Арру животик.
– Ему шесть месяцев, он не может говорить.
– А вот и может! Скажи папе, скажи?! Кто у нас самый умный? Кто самый красивый? Арр-р-ртур.
Я усмехнулся. Зарылся носом в тонкий пушок на голове сына. Назвать Арра лысым, конечно, язык не поворачивался, но и сказать, что это волосы, было нехилым таким преувеличением. Зато как он пах! Я мог бесконечно его нюхать – он был моим наркотиком. Сладкий детский аромат. Аромат гречневой смеси, наглаженного белья и только его особенного запаха… Щелк! Катя фотографировала нас как одержимая, а я не очень понимал, зачем она это делает. Я не позволял ей выставлять фото Арра в социальных сетях. В целях безопасности. Но еще и потому, что боялся причинить этими фото боль своей девочке… если она сломается и пойдет искать меня в профиле у другой бабы.