Девочка. Книга вторая
Шрифт:
— Посмотри, как быстро он прибежал, почувствовав опасность.
Но мой Агрессор только обошел меня с другой стороны и улегся на мои ноги, стуча об пол длинным хвостом.
— Понимаю твой скептицизм. Может быть, он втирается ко мне в доверие, и сейчас ему просто не выгодно красть меня, пока Ричард в коме.
Тигр шевельнул своим обгрызенным ухом, что, вероятно, означало "вот именно".
— Знаешь, мне кажется, если он отдаст мне пистолет с полным магазином, это можно будет посчитать за дружеский шаг. Зачем жертву сперва учить самообороне и стрельбе, отдавать ей пистолет, а затем вооруженную и обученную пытаться украсть?
Тигр
— Ты доверяешь только Ричарду и защищаешь его комнату… по этой причине тебе так не симпатичен Макс, да?
Тигр и на это не ответил, а лишь положил мордашку на мои голени и вздохнул. Я погладила его бронзовую шубку и ответила ему таким же тихим печальным вздохом.
Как только вечером на пороге моей комнаты появилась Эльза, первый мой вопрос был о плеере.
— Сандерс позволил оставить iPod с Ричардом?
— Он позволил передать плеер Лату, — грустно улыбнулась Эльза.
Я кивнула и была рада и этому немногому — если не дадут слушать, то хотя бы в ладонь вложить можно, ведь руки Ричарда были под простынью.
— Это хорошо… да… хорошо… — опустила я глаза, скорее убеждая саму себя.
— Кстати, я привезла "Завтрак у Тиффани"! — бодро произнесла Эльза, пытаясь поднять мне настроение любимым фильмом. Она, определенно, чувствовала мое состояние.
Как только зазвучала до боли знакомая мелодия, я вспомнила послание Ричарду, картинка его худого бледного лица с синяками ярким пятном встала у меня перед глазами, и я сглотнула, чтобы ослабить напряжение в горле. Эльза, вероятно, все же услышав мой короткий вздох, резко развернулась и выключила фильм.
— Прости меня, старую дуру, хотела тебя порадовать любимым фильмом, но не подумала, что он тебе напоминает о маме.
— Мгм, о маме, — кивнула я.
— Ты с такой теплотой говорила об этой картине и о своих воспоминаниях, что я решила…
— Нет, все в порядке… честно… — кивнула я.
Я не желала никому показывать своей слабости — если миссис Хоуп рассказывала Ричарду обо мне, я хотела, чтобы он слышал только позитив, — никаких умирающих лебедей в слезах Ричард не должен был видеть в своем сне. За все время своего пребывания в этом бункере я держалась бодро и не раскисала при посторонних. Единственный раз, когда я дала волю эмоциям на людях, — это был первый день моего пребывания на базе, когда я узнала о состоянии Ричарда.
— Может, почитаем про Джулию Ламберт? — бодро спросила Эльза.
— С удовольствием, — улыбнулась я, радуясь возможности успокоиться и привести свои мысли в порядок.
Я попыталась заблокировать все эмоции и переключилась на миссис Хоуп, которая уже взяла книгу с журнального столика.
И она начала читать.
Ее голос звучал удивительно красиво и выразительно, перенося меня в зрительный зал "Театра". Своими мелодичными интонациями она проводила меня по интригующему миру английской богемы и аристократии, и казалось, что в этот момент Эльза перевоплощалась в примадонну лондонского театра Джулию Ламберт — блистательную и непревзойденную. Я видела, как в ее голубых глазах иногда зажигался лукавый огонек, как растягивались ее чувственные губы то в коварной, то в доброй улыбке, как она приподнимала свои тонкие слегка подкрашенные брови, или поправляла волосы изысканным движением руки, и понимала, насколько эта женщина была прекрасна в своей утонченности и искренности.
Когда
"Любовь — это боль и мука, стыд, восторг, рай и ад, чувство, что ты живешь в сто раз напряженней, чем обычно, и невыразимая тоска, свобода и рабство, умиротворение и тревога", — эмоционально говорила она, то с ноткой грусти, то с оттенком страсти в голосе. Сколько честности было в этих словах, и сколько своей личной правды Эльза вложила в эту фразу. Сейчас она не играла, сейчас она жила и признавалась сыну, что испытала на себе всю радость и горечь этого чувства, дававшего крылья свободы и заковывавшего в кандалы рабства. Она, так же, как и я, не боялась любить, не боялась впустить в свое сердце чувство, приносившее не только счастье полета, но и боль падения.
Между тем Эльза, продолжая жить на сцене "Театра", то переходила на кокни, пародируя Иви, — необразованную, но верную служанку, "Старую Корову", как ее называла сама Джулия, то становилась чопорной аристократкой Долли, с ее строгой английской речью, и в этот момент для меня не существовало другого мира, кроме того, в котором жила звезда лондонской сцены.
Эльза так искусно играла жизнь Джулии, что я, полностью погрузившись в этот спектакль, не заметила, как пролетел вечер. И только когда она сказала мягким тихим голосом "пора спать", я словно вернулась в реальность, в свою комнату, в свои мысли с изображением Ричарда перед глазами. Пока я переодевалась ко сну, я внимательно наблюдала за Эльзой, которая, словно очистив лицо от театрального грима Джулии Ламберт, стала опять Эльзой Хоуп — маленькой и уставшей от жизни женщиной, взвалившей слишком много забот на свои хрупкие плечи. Я была благодарна Эльзе — чувствуя мое смятение, она отвлекла меня от горя, увлекая за собой в волшебное закулисье "Театра".
— Спасибо, — тихо прошептала я, прижавшись щекой к ее плечу.
Она, улыбаясь, подоткнула под матрас одеяло и, поцеловав меня в лоб, ушла к себе, унося с собой остатки праздника по имени "Театр".
Как только я осталась одна, улыбка сошла с губ, и я поежилась от озноба, будто с уходом Эльзы в комнате стало прохладнее на несколько градусов.
Ровно в час я ждала Макса у открытой двери шахты в удобном спортивном костюме, шапке и перчатках, готовая начать свой первый урок по самообороне. Макс не заставил себя ждать — секунда в секунду он появился на пороге двери, в очередной раз протягивая мне руку. Поправив на себе шапку и перчатки, я обхватила его крепкую ладонь, но прежде, чем сделать шаг вперед, услышала его ироничный голос:
— Надеюсь, ты не взяла сегодня с собой колюще-режущих. Они будут мешать тренировке.
— Не беспокойся, я об этом подумала, — парировала я, закрепляясь на лестнице.
Я уже сделала шаг вверх, но Макс остановил меня:
— Нам вниз.
— Разве мы не на верхнем уровне будем тренироваться? — насторожилась я.
— Зачем лишний раз светиться? Тир нам был нужен, а спортзал мы можем устроить в любом помещении. Моя нора достаточно просторная для этих целей.
В его словах был резон. Выходить на первый уровень только для того, чтобы попасть в просторное помещение, не было смысла.