Девочки и дамочки
Шрифт:
Старичок меж тем потрусил в церковь, где, как видно, была ремонтная мастерская, потому что оттуда выскочили пацаны с двумя тачками — на каждой по баллону — и с гиканьем повезли их через шоссе к редкому леску.
«А, черт с ними! — подумал капитан. — Лишь бы были заняты. Безделье — мать паники. А за делом и страха поменьше… Кто знает, может, и пронесет…»
Но тоска грызла его отчаянная.
5. Два туза или перебор?
Все началось с того, что утром на пересылке
— Бюрократы, — пробовал он качать права. — Что ж, машину за сто верст гонять?!
— Нету, капитан, — отрезал завстоловой, пожилой коротышка-сверхсрочник. Четыре треугольничка высовывалось из-за накрахмаленного ворота его халата. — У нас кроме ваших баб народ есть. Мы не склад. Кормить — кормим, а отоваривать — в военторг дуйте.
— Так раньше ж давали…
— То раньше, а то теперь…
— Ничего не теперь… Войну никто не отменил. Слышь, старшина, я тебе говорю: крупу давай. И комбижир не жми.
— Нету, — повторил старшина.
— Выполняй приказ, сверхсрочник. Точка!
— Нет. — Старшина мотнул седым ежиком.
— Невыполнение?! Пристрелю, сверхсволочь!
— Катись-ка ты, капитан, к едрене-фене. Навидался я нервных…
«У, зараза… — думал капитан, выходя на станционный двор. — Попался бы ты мне за Днепром. Так таких ведь в тылу сберегают. Нечего тебе, Гаврилов, тут глотку драть. Был ты человек, а теперь бабий придаток…»
— Где отовариться можно — не знаешь? — спросил молодого водителя и закашлялся, потому что в кабине вдруг пахнуло гарью. Видно, где-то что-то жгли — по улице навстречу полуторке летело густое серое облако, похожее не то на снег, не то на тополиный пух.
— Разузнаем, — ответил боец.
Голос у него был уверенный, а лицо чистое и тонкое, городское. Но продсклад искать не пришлось.
На узкой булыжной, летящей под уклон улочке наперерез их «газику» выскочил пожилой еврей и, вздымая руки, запричитал:
— Товарищи военные! Товарищи военные! Спасите!.. Грабят!
— Тьфу ты… — Водитель отчаянно затормозил и крутанул на тротуар.
— Грабят, товарищ командир! — крикнул еврей, разглядев в кабине капитана. — Больше полмагазина вынесли!
…В маленький продмаг, как в бесплацкартный вагон, натолкался всяческий народ. Единственная витрина была напрочь выбита, и через нее совали мешки с крупой и сахаром. Гул стоял невообразимый, вполне вокзальный.
Неловко припадая на простреленную ногу, капитан, не раздумывая, опустил рукоятку ТТ на затылок какому-то старику в зимнем пальто, принимавшему через витрину заколоченный ящик.
«Хорошо, не женщина!» — успел подумать и жахнул в воздух.
— Прекратить! Застрелю! — Он затрясся, как контуженый.
Все в ларьке и снаружи разом отвалили от витрины, замерев, как перед фотоаппаратом. Только старик в зимнем пальто шарил на тротуаре —
«Не насмерть, — подумал капитан, — хотя вообще такого не жалко…»
— Как допустил? — накинулся на завмага. — Чего милицию не звал? Или заодно с ними?
— Да что вы, товарищ командир?! Зачем обижаете? Я же не бежал, не бросил, как другие…
— Еще чего!.. Милицию звать надо.
— Так нет ее, милиции. Сегодня прямо как под землю…
— Звонил бы.
— Так не заслужили телефона. У нас мелкая точка…
— Интересное кино выходит, — вздохнул капитан. — А ну назад! Я тебе убегу… — Пригрозил он пистолетом парнишке. Тот норовил выскочить через витрину. — В другие двери не уйдет?
— Нет. Там замки на петлях.
— Ну, беги, торгаш. Звони мильтонам. Только раз-раз — одна нога здесь, другая — напротив. Две минуты отпускаю.
— Ой, спасибо! Спасибо, что сразу остановили безобразие! — крикнул завмаг, уже на бегу.
— Телефон испорчен! — закричал он из будки.
— И этот тоже… — чуть не рыдал из соседней.
— Ё-ка-лэ-мэ-нэ! — выругался капитан. — Не могу я с тобой загорать. Женщины у меня не кормлены. Случаем, не знаешь, где армейский продсклад?
— Не уезжайте, товарищ командир! — взмолился завмаг. — Побудьте еще минуточку. Без вас опять начнется. Или езжайте! Езжайте на здоровье. Только стрельните меня сначала!
— Что, опсихел?! Где тут у вас продбаза военная?
— Зачем база, товарищ военный? Вам продукты нужны? Берите. Сахар? Берите! Масло? Ящик? Пожалуйста! Крупа? Забирайте! Разве я для себя держу? Я для победы стараюсь. А они тащат! Берите все, товарищ командир! Пусть лучше ваши жены и дочери будут сыты, чем это хулиганье.
— Да ты что? Какие жены? Жена моя и пацаны у немцев. Свихнулся, папаша. Хотя, стоп. Требование у меня по форме. Отпустишь? Три сотни женщин жратвой не обеспечены.
— Конечно, что за вопрос! — Завмаг засуетился. — А ты лежи, лежи, — цыкнул на старика в зимнем пальто; тот наконец отыскал свою кепку. — Не стыдно тебе, Прохор Степанович. Ты же пожилой человек!
— Знакомый? — удивился капитан. — Или они тут все друзья-знакомые? А ты вот что, товарищ заведующий, организуй-ка их, пусть грузят. Правильно, боец? — Он повернулся к водителю, который с независимым видом курил, привалясь к борту полуторки.
— Точно, товарищ капитан. Пусть потрудятся.
— А ну, выходи-носи. На первый раз прощаю, хотя трибунал по вас плачет…
— А что, немцам оставлять лучше? — злобно спросил старик, поднявшись с тротуара.
— Каким немцам? Пули захотел?
— Каким-каким? Обыкновенным! Радио слушать надо.
— Ты мне не верещи. Бери мешок и в кузов, не то передумаю и не так вдарю! — рассердился капитан. — Ишь паникер. Носите, носите… А ты, отец, — кивнул завмагу, — бумаги давай. Подпишу, где надо… Тоже вздумали — немцам!.. Из-за таких гавриков и отходим. Стрелять вас надо.