Девочки-лунатики
Шрифт:
Новый мобильный затрясся, прыгая по столу. Она посмотрела на номер, изобразила на лице улыбку и проворковала:
— Привет, Андрей… Конечно интересует. Да, я совершенно свободна.
Тогда, два месяца назад, согласившись на кастинг, Олеся думала: сейчас набежит целая банда, поимеют и выбросят вон, истерзанную, избитую, и вполне возможно ограбленную, хотя взять особо нечего: колечко серебряное да сережки. Воображение рисовало пятерых (а, может, даже и шестерых) бородатых мужиков, с внушительными животами, покрытыми черными курчавыми волосами.
— Есть у нас кто-нибудь? — крикнул Андрей куда-то в заднюю комнату. — Катька! Катька!
— Чего? — рявкнули оттуда.
— Ничего. Кто из мужиков есть?
— Федюня! Позвать?
— Зови! — Андрей вытер пот со лба и, повернувшись к Олесе, добавил: — А ты вон туда проходи. Я кастинг сам проведу.
«Ну, разумеется, — зло подумала Олеся. — Куда без этого побитого молью хорька!»
Тем не менее, в студию она прошла, на подгибающихся ножках, но, все-таки добровольно.
Внутри не было ничего интересного. Студия была стилизована под спальню, с кроватью, застланную простынями сомнительной свежести, на которых лежали плоские подушки. На тумбочке валялись несколько фаллоимитаторов, длинная лента презервативов, флакон с лубрикантом и стопочка истрепанных журналов с голыми девицами на обложке. Напротив кровати висело зеркало во всю стену. В углу притулилась полусдутая резиновая женщина, еле держащая задранные кверху сморщенные руки. Плоская мордаха, с открытым в немом вопле ртом, выглядела убогой. Напротив кровати стояло два прожектора, камера на треноге, опутанная проводами, тянущимися к розеткам. У дверей находился небольшой столик, на котором стоял ноутбук.
Сколько народу побывало в этой комнате? Сколько из них лежали в кровати, и что на ней вытворяли?
Олеся втянула ноздрями воздух, надеясь почуять впитавшийся в мебель аромат похоти, но в студии пахло пластиком, нагретым приборами, химическими ароматизаторами и резиной. Она не решилась присесть на кровать, а единственный стул у письменного стола был завален кассетами, потому она осталась стоять, вцепившись в сумочку, как в спасательный круг. Когда в студию вошел Андрей, вооруженный здоровенным фотоаппаратом, Олеся вздрогнула, а он спокойно улыбнулся.
— Да не бойся ты. Ничего с тобой не произойдет страшного. Давай, пока Федюня готовится, мы с тобой сделаем несколько снимков. Вон туда к стеночке стань.
Она послушно отошла к стене, стиснула зубы и убрала руки за спину.
— Олеся, мы сейчас будем изображать, раскованность, о’кей? — мягко произнес Андрей. — Улыбаемся, позируем красиво, как умеем, ладно? Чего ты зажалась? А потом Федюня придет, и мы попробуем разок.
— Что значит — попробуем? — просипела Олеся. Андрей закатил глаза.
— Это значит ты и Федюня займетесь сексом. Мы чуть позже обговорим, как именно, хорошо? А пока давай, позируй.
— А он кто? — дрожащим голосом спросила она. — Ну… Федюня.
— Федюня — наш актер. Пять лет в бизнесе. Матерый человечище, тебе понравится. Сейчас он приготовится, и придет.
— Что значит — приготовится?
— В душик сходит, виагры скушает. Давай, давай, Олесечка, время — деньги… Встань к стеночке и медленно раздевайся. И не забывай улыбаться. Сейчас мы камеру включим…Может, музычку тебе для релаксации?
— Подождите!
— Ну, что еще? — недовольно поморщился Андрей.
— Я хотела спросить… А эти фильмы… Вдруг их кто-то увидит?
Он рассмеялся.
— Радость моя, так мы и снимаем их для того, чтобы их увидели. Или ты думаешь, что это все происходит исключительно из любви к искусству?
— Нет, я хотела сказать: вдруг их увидит кто-то из моих знакомых…
Андрея отмахнулся.
— Мы не производим продукцию для внутреннего рынка. Все диски будут проданы на Западе. Так что дрочить на тебя будут фрицы и пиндосы.
— Кто-кто?
— Чукча ты необразованная, — рассмеялся Андрей. — В Германию и Штаты диски поедут, уяснила? А сейчас давай, ближе к телу, так сказать, вон, конкурентки твои уже у дверей караулят.
Едва он это сказал, как в студию вошла перегидрольная блондинка лет тридцати, с сильно напудренным лицом, густо подведенными глазами, в обтягивающем красном платье и, недовольно покосившись на Олесю, сказала:
— Девочки там ждут. Может, ты для экономии времени сразу всех запустишь?
Она как-то странно растягивала гласные, словно была пьяна. Андрей чуть заметно скривился.
— Вначале она, они позже, — резко ответил он. — Пусть ждут.
Блондинка скупо улыбнулась и демонстративно вздохнула, причем ее закованный в платье бюст даже не колыхнулся, словно каменный. Олеся, как завороженная, смотрела на нее, на всякий случай, стараясь не шевелиться. Блондинка показалась ей похожей на змею: красивую, опасную и безжалостную.
Если бы гадюки улыбались и красили безгубые рты красной помадой, сходство было бы поразительным. И глаза эти: серые, немигающие, не настоящие. Линзы что ли? Не может быть у человека такого неподвижного взгляда с ненормально расширенным зрачком.
— Кать, иди, мне работать надо.
— Да ладно…
— Я сказал — иди. А девочки пусть ждут. И Федю поторопи. Олеся, ну, чего ты застыла?
Перегидрольная Катя одарила Олесю взглядом ненастоящих, льдинисто-серых глаз, сверкающих под черными ресницами, и вышла, громко цокая каблуками. Видимо, это был единственный способ выказать свое презрение.
«Это происходит не со мной», — подумала Олеся, расстегнула пуговицу на юбке и потянула вниз, посылая в сторону камеры беспомощные улыбки. Из ноутбука мяукала француженка с тонким хилым голосишком, сумевшим, тем не менее, удерживать ее на вершинах хит-парадов уже два десятилетия.
Была не была! Кто сказал, что на настоящих съемках было бы легче?
Она начала двигаться. Сперва робко, потом все смелее, играя с пуговицами, обнажая и снова прикрывая грудь. За спиной Андрея Олеся видела свое отражение, и все происходящее в студии, жаркой от солнца и света прожекторов, вдруг стало ее забавлять. А тут еще из динамиков лилась задорная долбежка. Француженка голосила что-то про секс, обман и разочарование, а Олеся вспомнила, в каком виде эта рыжая певица снимается в своих видеоклипах.