Девочки танцуют
Шрифт:
– Я тоже заметила гордость у своего первого мужчины, – Зоя допила вино и закурила тонкую ментоловую сигарету. – Я попыталась стереть его из своей памяти, но знаю одно: чувства у меня к нему были довольно сильные, хотя детские отчасти.
– Я безумно любила своего первого, – мечтательно протянула Лина. – Мне казалось, что он будет любовью на всю мою жизнь. Порой я его вспоминаю, хотя чувства ушли. Остались лишь воспоминания.
– Девочки, знаете, что со мной было потом? – продолжила Диана. – Я потеряла себя. Я начала сомневаться в своей ценности. Меня ценили за то, что я сохранила невинность для мужа. Ценили за то, что я симпатичная
Диана окончила университет, и они стали жить с Алексом вместе. Ей приходилось познать целую науку о том, как быть идеальной женой. Сначала Сашу не раздражали пригоревшие котлеты и Сёмка – облезлый котёнок, которого любимая принесла с улицы.
Они переехали в город родителей Саши, которые купили молодой семье квартиру, чтобы люди не подумали, что единственный сын Гудеевых скитается по съёмным углам. Город напоминал бюджетную карикатуру жилища старших Гудеевых, где вместо роз в вазах цвели астры в побеленных клумбах. Местные девушки почти каждый день надевали высокие каблуки и носили тяжёлые золотые серьги, под весом которых смешно оттягивались мочки ушей. Мужчины ездили в тонированных машинах, взятых в кредит, и сверкали золотыми толстыми цепями на загорелых шеях.
Диана вначале была белой вороной, но спустя несколько месяцев осознала, что у неё уже не хватает пальцев, чтобы носить все свои золотые кольца. Ноги девушки начали деформироваться от каблуков, а медный крестик уже давно пылился в коробке. Процесс полного стирания личности был запущен, и с этим нужно было что-то делать. Хотелось взять нож и соскрести вместе с кожей и мясом весь этот провинциальный лоск. Избранник не поддерживал её в этом стремлении. Привлекательную когда-то для него естественность Алекс теперь называл инфантильной простотой и призывал Диану стать настоящей женщиной.
Она была одинока, хотя продолжала зажигать свечи и надевать кружевное бельё (мужчину нужно радовать), научилась вкусно готовить (мужчина должен быть сыт), но в какой-то момент поняла, что потеряла любимого. Вернее, она и не обретала его. Это был другой человек, не её. В эту секунду Диана взяла табуретку и замахнулась для удара, пока Саша играл в очередную онлайн-игру после работы. Мгновение до удара… Он поднял глаза, а она, молча, поставила стул и ушла в другую комнату.
Претензии… Много претензий к нелюбимому мужчине, много претензий к нелюбимой женщине. Разбитая посуда, первая серьёзная ссора и её слова: «Свадьбы не будет». А потом – к маме на традиционный воскресный обед. Красивая счастливая пара, чтобы люди не думали, что что-то не так. Нельзя, всё только дома, вся грязь и боль только дома под толстым слоем турецких ковров.
Свадьба, чужие люди, даже родители Дианы чужие, музыка, пьяные гости, ненавистное «горько». Люди одобряют выбор жениха. Люди желают много детей. Люди говорят, что невеста красива и мила. Всё очень богато и дорого. Ресторан, тамада, несчастные мертвые дети свиней, запечённые с яблоками, чтобы гости подивились и оценили весь масштаб трагипраздника. Уродливые лебеди на огромном свадебном торте, рядом с которым меркло скромное и лёгкое платье невесты. Свекровь едва не вспылила, когда увидела, насколько прост и немудрён был выбранный Дианой образ среди парада ужасных химических завивок и ярких шёлковых и бархатных платьев. Под венец Диана шла в лёгком шифоновом платье в стиле ампир и в волнах кудрявых золотистых волос.
А после – усталость. Усталость Алекса от работы и необходимости тянуть семью, находясь между двух огней. Её усталость делить мужчину с ещё одной женщиной, абсолютная собственная нереализованность, бесполезность и слова: «Я хочу развестись, это было ошибкой». Ему больно, он не мог поверить, что это всерьёз. Он не принимал этого, считая жену слишком импульсивной.
– Ничего уже было не вернуть, – тихо сказала Диана. – Но всегда, когда кто-то спрашивает меня о разводе, я отвечаю, что Саша – достойный мужчина, но не мой. Хотя я часто искала его образ в лицах других мужчин, но больше всего я мечтала встретить своего Ангела, который бы помог мне сохранить себя и познать любовь, а не машинально отдавать долг мужу. Занимаясь сексом, я хотела заниматься любовью.
Физическое отторжение – первый сигнал для Дианы, что рядом не её мужчина. Неприятие его, сначала едва заметное, со временем превратилось в явное физическое сопротивление тела. Девушка не помнит, где был тот переходный момент, когда зародилось это маленькое зёрнышко отторжения. Он был по-прежнему нежен, внимателен, а тело страдало, тело кричало о своём нежелании. Диана превратилась в робота и виртуозно исполняла свою программу, часто меняя настройки и режимы. Она боялась ранить, боялась обидеть, но вскоре поняла, что обижает и ранит себя, а мужа делает бесконечно несчастным.
Наутро было сломанное зеркало и её крик: «Я хочу развестись!» – а после пугающие слова супруга: «Никогда, никогда ты этого не дождёшься!» Их когда-то уютная квартира превратилась в дом скандалов. Из салатового кухонного гарнитура, к которому Диана так тщательно подбирала нежно-зелёные шторы и обои в тон, всё чаще посуда доставалась лишь для того, чтобы стать разбивающимся аккомпанементом семейных ссор. Казалось, выхода уже не было, когда всё изменилось в один день.
– Стой, стой! Не смей! – чей-то голос зазвучал в голове Дианы.
Такой сильный, что кровь запульсировала в висках. Такой громкий, что сначала было не понятно, принадлежал он мужчине или женщине.
– Не держи меня! Отпусти меня… – Диана упала на пол, заплакала, её сковала боль. – Мне больно, больно… Отпусти меня, дай встать, не держи мои ноги.
– Не смей, не смей!
Диана сделала неимоверное усилие и встала. Она бросилась к аптечке в поисках обезболивающего, чтобы не было так больно и плохо.
– Ты знаешь, кто пытался остановить тебя тогда? – обычно скептически настроенная Зоя была в замешательстве.
– Нет, тогда я не поняла. Но позже, когда Ангел снова пришёл ко мне во сне, мне показалось, что это был он. Я не могу быть уверена точно, потому что в моих снах Ангел никогда не кричит. Никогда не видела его злым и повышающим голос, поэтому и всё так не ясно. Знаю лишь одно: кто-то пытался остановить меня. Меня били по ногам, чтобы я не дошла и не сделала… Но я встала. Помню лишь тараканов на запястьях, они ползали там, я вырезала их. Решила, что, убив их, убью боль – у меня зудело всё тело. Возможно, кто-то специально сковывал мои руки, чтобы я не смогла сделать ничего с собой, если ноги я уже забрала. Я перерезала тараканов и нашла аптечку. Позже шум и крик: «Беги, выплевывай!» Тогда я взяла плеер, вставила наушники в уши и легла в пустую холодную ванну. Они пришли, я увидела их.