Девочки.Дневник матери
Шрифт:
— Мама, а как зовется маленький волк?
— Волчонок.
— А маленький медведь?
— Медвежонок.
— Значит, абажур — абажурёнок, стол — столёнок, стул — стулёнок? Мама, а ты была маленькой? А Евгения Карловна была маленькая? А дядя Морис был маленький? А нищие были маленькие? А немцы были маленькие? Разве плохие люди тоже были маленькие? А стол был маленький? А стул был маленький?..
— Мама, почитай мне! Папа, почитай мне! Тетя Нюра, почитайте мне!
Шура говорит Саше:
— Цыц!
— А что такое цыц? — спрашивает Саша.
— Это значит — тише!
— Это по-английски?
Саша:
— Мама, почему так много плохих людей на свете: баба Яга, немцы, Бармалей?
4 декабря 46.
Саша:
— Мама, люби меня больше, чем Галю. Посмотри: она сосет палец, в школе ей поставили тройку… Она грубая… Люби меня, пожалуйста, больше.
Мы с Сашей пришли в школу за Галей. Сидим в вестибюле, ждем. Саша оглядывается, осматривается. Находит глазами плакат и читает по слогам: «Учиться, учиться, учиться!» и спрашивает:
— Мама, что это их так уговаривают учиться?
Вчера были на именинах у Паши. На прощанье я сказала имениннику:
— До свидания, Паша, поцелуемся.
— Только не с тобой! — воскликнул он и тут же заключил в объятия Сашу.
Очень у него это темпераментно получилось.
Ему исполнилось пять лет. Он был потрясен количеством подарков, шумом, кричал, дрался, но всё в каком-то упоении, без злости.
Саша с падежами не в ладу. Она говорит: «Я тебя люблю, как я могу тебя не любить, у меня же не шесть матерь?»
Она же: «Четыре детей».
9 декабря 46.
Саша, задумчиво:
— Мама, почему так смешно получается: сначала человека нет. Потом он родится. Потом его опять нет: умирает. Правда, почему так?
Мама Соня возила Галю в кино смотреть «Мастера сцены». Там первые акты из «Царя Федора», «Вишневого сада», «На дне». Девочка все поняла. Особенно проникновенно и с большим сочувствием рассказывает о «Царе Федоре»:
— А под конец зазвонили колокола в церкви, и он говорит своей жене таким жалким, усталым голосом: «Иринушка, не пойду я к обедне, ведь это не такой уж большой грех, правда? А пойду я в свою опочиваленку…»
Галя:
— Мама, моя соседка Гольденблат Рита потеряла свою ручку и говорит: «Это ты взяла». Я ей отвечаю: «Прежде чем говорить, поищи хорошенько». Она поискала и нашла под партой и все-таки стоит на своем: «Это ты взяла, а потом бросила!» Евгения Карловна услышала и страшно на нее накричала. Она сказала: «Как ты смеешь так оскорблять человека?»
Тут Галя смеется. Я удивленно смотрю на нее. Тогда она поясняет с веселым изумлением:
— Человек! Это я — человек!
9 декабря 46.
Галя, возвращаясь со Сретенки:
— Хорошо они живут! Всего много! Сухари… Конфеты… Колбаса…
Я, осторожно:
— Может, поедешь туда жить?
Галя, спокойно:
— Ни в коем случае.
18 декабря 46.
Шура любит спрашивать: «Сашенька, у тебя что-нибудь болит?»
На этот вопрос Саша имеет в запасе сотни разнообразнейших ответов. К примеру:
Шура:
— У тебя болит что-нибудь, Сашенька?
Саша, подумав:
— Нет, ничего не болит. Кроме уха.
Шура (в ужасе):
— А ухо?!
Саша:
— А ухо тоже не болит.
В другой раз она ответила:
— Ничего не болит… Кроме сердца, конечно…
Галя рассуждает вслух:
— Мама, посмотри: я в той школе получала одни тройки и редко-редко четверки. А тут четверки и пятерки. Почему так? Мне приятно здесь учиться. Мне в этой школе учиться и труднее, и легче. Как ты думаешь, почему? Я думаю потому, что здесь лучше учат: всё успевает осесть в голове. А потом Евгения Карловна — это не то, что Ирина Николаевна. Евгения Карловна — очень хорошая. Ты знаешь, если кто из девочек заболеет, она к ним домой ходит. Она обо всех так заботится, так огорчается, если кто заболеет. Очень она мне нравится. Ты знаешь, у нее очень много улыбок. Когда девочки с ней прощаются, она каждой улыбается — на всех хватает, и еще остается.
Галя:
— Когда мне что-нибудь из еды не нравится, я вспоминаю про Ташкент, и у меня тогда всё проскакивает, всё кажется хорошим.
Саша, услышав фразу «Погибла моя очередь», произносит: «Не говорите о смерти!»
23 декабря 46.
— Саша, у тебя болит что-нибудь?
— Сердце, живот и два бока.
Саша очень часто говорит о смерти, и это просто страшно. Как-то вечером, ложась спать, она плакала и приговаривала: «Зачем люди умирают? Живут, живут, а потом умирают. Вот Гуля Королева [27] умерла, Зоя [Космодемьянская. — А. Р.] умерла, Галин папа Шура умер. Мне жалко. Мне всех людей жалко, и чужих жалко — зачем они умирают?
27
Героиня книги Е. Ильиной «Четвертая высота».
Саша:
— Мама, как бабы-ягино отчество и фамилия?
— Мама, а почему ты не пошла на фронт?
— Потому что ты была маленькая!
— Тебе было жалко меня оставлять?
— Да.
— Но ведь были папа Шура и бабушка Оля?
— Но ведь тебя надо было кормить молоком, а оно было только у меня.
— Но ведь Ольга Львовна тоже женщина, у нее тоже есть грудь, почему же она меня не могла кормить молоком? Я думаю, что ты могла пойти на фронт. Немцев надо было всех убить. А ты ведь видишь, что их много живых осталось. [Всегда в таких случаях Ф. А объясняла девочкам либо про разницу между немцами и фашистами, либо что «нет плохих народов, а есть только плохие люди» и т. п. (См., например, запись от 13 мая 1945 года.) Но в дневничках свою реакцию нередко оставляла за кадром. — А. Р.]