Девственница Дана
Шрифт:
«Нет, не приживусь я здесь! Не приживусь, и все тут», – решила она.
Поэтому сегодня рано утром она залезла в сумку приемной матери и стащила всю наличность, какая там была. Набралось немного – около пяти тысяч. Но этого было достаточно для того, чтобы купить билет на автобус и рвануть из ставшего ненавистным Дивноморска куда глаза глядят. Перед ней открыт весь мир, как-нибудь проживет. Доберется до какого-нибудь большого города, отыщет рынок, а там, может, и работу предложат. Дана многое умеет – и торговать, и овощи укладывать, и за витринами следить. Или можно отыскать
С нее хватит приемных семей. Ведь до Габарашвили была еще одна. Взяли ее за пару месяцев до того, как Авзураг обратил на нее внимание. Почти неделю продержали в подвале, кормили впроголодь, даже свет почти не включали. Повезло, что однажды приемная мать спустилась к ней подшофе и забыла запереть дверь. Дана сбежала от той семьи, и от Габарашвили сбежит. А в приют больше ни ногой. Нечего ей там делать, раз они детей таким извергам раздают. Да и сам приют какой-то гиблый, нет там места радости, одна безысходность. Лучше девочка будет сама по себе.
Чтобы не вызывать подозрения, Даниэла последовала за сестрами. Когда вошли в здание, улучила момент и двинулась в другую сторону.
– Ты куда? Географичка заругает, если опоздаем!
– А я вчера на физре пенал забыла, сейчас заберу и сразу в класс…
– Смотри, ведь не пустит, если задержишься!
Ей, собственно, того и надо. Пусть сестры думают, что не пустили. Дана свернула за угол, подождала, пока девчонки исчезнут из виду, и рванула из школы. Благо, автовокзал совсем рядом.
– Мне до Краснодара! – попросила она кассиршу.
Повезло купить билет на отъезжающий рейс. Через полчаса Дана уже сидела в автобусе и махала рукой ненавистному поселку.
– Прощай…
Через десять часов.
Ее перехватили на автовокзале в Ростове, куда она добралась с пересадками во второй половине дня. Сначала ничто не предвещало беды, к Дане подошел полицейский, спросил, куда она едет. Девочка проблеяла, что ждет прибытия бабушки. Очень надеялась, что на этом допрос и закончится, но куда там. Полицейский вдруг сказал, что подождет с ней. Дана понадеялась, что ему надоест стоять, уйдет или отвлечется – тут-то она и сбежит. Через десять минут поняла, что зря потратила время. Охрана незаметно перекрыла оба выхода. Надо было бежать сразу или проситься в туалет и оттуда бежать.
Дальше события развивались очень быстро. К ним подошел второй полицейский, и Дану подхватили под обе руки. Правда, повели не к привокзальному отделению полиции, а к патрульной машине.
– Я туда не полезу! – Дана пятилась изо всех сил. – Я ничего не сделала, за что вы меня задерживаете?!
– Нехорошо сбегать от родителей, Даниэла! Ой, нехорошо… – цокнул языком полицейский и пихнул ее на заднее сидение.
А потом на двери клацнули замки и Дана оказалась в западне.
– Вы не понимаете, они со мной плохо обращаются! – пыталась она достучаться до сознания мужчин.
Однако слышала в ответ лишь:
– Нечего врать!
А
Дану повезли обратно в Дивноморск. Путь был неблизкий. Уставшая, голодная и морально истощенная, в дороге она уснула. А проснулась, когда машина остановилась у какого-то мелкого поселка. Полицейские не сказали ей ни слова, лишь молча открыли дверь и выволокли на улицу. Тут Даниэла увидела, как ей навстречу идет отец Авзураг, а рядом с ним шагает человек, которого Дана видела в «Отличной» всего раз. Кажется, его звали Улдан.
Точно! Дядя Улдан! Девчонки говорили, что он большой начальник, майор полиции! Может, ему пожаловаться? Но чем дольше она смотрела на лицо кавказца, тем яснее понимала, что жалоба будет явно не по адресу.
– Нашлась ваша пропажа! – отрапортовал полицейский и оставил Дану на попечение братьев Габарашвили.
– Ты очень меня разочаровала, Даниэла! – отчеканил отец Авзураг.
Это было единственное, что он ей сказал.
Потом дядя Улдан схватил ее за руку и с силой потащил за собой. Рывком открыл дверь минивэна и пихнул Дану в спину. Она влетела в салон с такой скоростью, что проехалась по сидению и даже приложилась головой о противоположную дверь. Так и лежала распластанная, когда раздался щелчок замков.
Потом оба брата Габарашвили сели на передние сидения, и машина тронулась с места. Дана забилась в уголок и затихла, выжидая.
Ехали молча минут двадцать. Потом машина остановилась у захолустной, плохо освещенной заправки.
– Я за кофе! – сказал Авзураг и вышел.
– Не бойся, я за ней послежу! – прогремел ему вслед Улдан.
Как только приемный отец скрылся в дверях магазина, его брат тут же вышел из машины и прямиком направился к задней двери. Секунда, и он рядом с Даной. Схватил ее за руку и зашипел, притягивая к себе:
– Сейчас чтоб ни звука!
Она сначала не поняла, к чему он это, но быстро разобралась, когда мужчина стал срывать с нее кофточку.
– Не надо! – пискнула она и принялась остервенело дергать за ручку запертой двери. Потом потянулась к кнопке замка, но Улдан перехватил ее кисть.
– Сказал, ни звука!
Он развернул ее к себе и ударил по лицу наотмашь. Крепко приложил, у Даны аж звездочки перед глазами поплыли. А потом она не поняла, как оказалась повернутой к нему спиной, затем ее поставили на колени, а бедрам вдруг стало холодно, ведь юбка почему-то задралась на спину. Тиски мужских рук сдавили ее талию, и тут раздался звук открываемой двери и голос приемного отца.
– Оставь ее! Она должна остаться невинной!
Дядя Улдан недовольно крякнул, но рук с ее талии не убрал.
– Я возьму ее сзади, никто не узнает!
А затем прижал Данину попку к тому бугру, что так рьяно выпирал у него из штанов. В этот момент девочке захотелось умереть. Так омерзительно и гадко она почувствовала себя, когда поняла, что сейчас может случиться.
И все-таки Авзураг остановил брата:
– Девчонка должна остаться нетронутой и телом, и духом! Хочешь малолеток, иди в бордель, Улдан! Мы их не для того удочеряем…