Девственница
Шрифт:
Выручил отец Наташки. Он заворчал.
– Свет, ну ты что... Паспорт спрашивать - последнее дело. Наташкин почерк? Наташкин. Просит она? Просит. Женщина любезность нам сделала, а ты, как жандарм, прости меня...
Светлана немного смутилась: но я же ничего противозаконного не требую...
Наташкин отец вышел, в руках у него была пачка денег, он отдал их Нинке.
Светлана вскипятилась:
– Как ты смеешь! В конце концов, надо поговорить!
Тут уж Нинка не далась:
Мне надо ещё встретиться с напарницей
Хорошо, дверь была только прикрыта, по улице она бежала вся в поту. Ну, сдерет она с них за такое!
Как только закрылась за Нинкой дверь (Светлана не ожидала, что та так быстро исчезнет), Александр Семенович сказал с укоризной (надо обязательно опередить жену...): ну вот, напугала женщину, мы даже письма ей не передали.
Беги! Верни ее! Господи, я совсем идиотка!
Александр Семенович скинул тапки, быстро, как мог, скатился с лестницы, выскочил на улицу, но этой чертовой бабы и след простыл.
Нинка примчалась к Марине в мыле. С порога завопила:
Больше я туда ни ногой !
– Ладно, Нинка, не обижайся. Расчет ещё впереди.
– Марина выразительно показала глазами на Наташу, которая сидела, глядя куда-то в окно, ей было горько оттого, что мама ничего не написала и что Нинка могла сказать только негативное о ней, её мамочке.
Наташа думала о том, когда и как поговорить с Мариной. Этой ночью она решила рожать. Теперь она терялась перед Мариной. Нет, лучше оставить разговор на завтра.
* * *
Ночь эта для обеих женщин, Марины и Наташи, была беспокойной, бессонной, полной мыслей и страха.
Забота глодать стала Марину - в животе у Наташки билось и шевелилось, значит, "он" живой, а что, если живой и останется?
Она закурила, зажгла настольную лампу.
И тут пришло давнее воспоминание, которое Марина медленно, но верно восстановила. Года полтора назад ей дали одну шикарную спекулянтку, которой все привозили из-за кордона.
Марина тогда ехала на юг, у неё не было хорошего купальника.
Она помчалась по адресу, в Текстили, и за бешеные деньги, купила роскошный купальник.
Та спекулянтка оказалась трепливой бабой. Они пили у неё кофе и та показывала ей потрясные вещи, решив, наверное, что Марина богатая.
Марина делала вид, что все купит в следующий раз, и они так затрепались, что Марина знала уже все про эту бабу, и та, о чем-то говоря, кажется, о том, что вот ребенка хочет да не может. И что и соседка у нее, хоть и в возрасте, а тоже по тому же поводу мается и что они все время раздумывают, взять ли из Дома ребенка но боятся, что будет дебил какой-нибудь.
И даже Марине намекнула, что если, мол, вдруг какой-нибудь случай, ну, мало ли, - сказала она, - будет, то пусть немедленно звонит ей.
Марина горячим потом пошла от этого воспоминания. Ох, не дура ты, все-таки, Маришка, и память у тебя ого-го! Если что, подложит чадо под дверь, ночью.
Наташа тоже не спала, - решалась на разговор с Мариной, - она будет рожать. ТОТ там так стучался, будто говорил ей: мама, я тут! Я хочу жить.
Утром каждая из них смотрела на другую очень внимательно, когда та или другая не смотрела, но стоило кому-нибудь глянуть прямо, как вторая отводила глаза.
Первой не выдержала Наташа.
– Марин, - сказала с запинкой она, - знаешь, я решила, не сразу, мне было очень трудно, но решила рожать. Не могу я его убить, когда он там шевелится и ножками бьет, - и Наташа горько заплакала.
– Ладно, - вроде бы спокойно ответила Марина, - я тебе не судья. Рожай. Только объясни мне, как и где ты это будешь делать? У меня? Еще два с половиной месяца жить? А я ходить на работу, где меня может каждый достать? И куда ты с ребеночком отправишься? И как будешь рассказывать, где ты его произвела на свет?
Наташа плакала и ничего не говорила.
– Слушай, дурочка. Ты понимаешь сама, что девять месяцев, ну, просто невозможно, понимаешь?
Наташа кивнула, да, теперь она понимала. Ночью - нет.
Но я вот что придумала сегодня ночью. (Наташа обрадовалась, значит, Марина думает о ней ...)
– Ты слушай и молчи! Я тебе предлагаю самый, что ни на есть вариант. Рожай, хрен с тобой! Роды ранние - легче, и ребенок маленький. Значит уже не девять месяцев, а скажем - семь или... Потом мы быстро отдадим его одной очень хорошей женщине. Они с мужем мечтают о ребенке. А у самих не получается. Я о ней ночью вспомнила.
Это надо будет сделать сразу после родов, не медля, - пока ты ещё к нему не привыкла. Ты, даст Бог, будешь себя прилично чувствовать и отправишься домой. На думы и размышления - день, два. И тогда звони мне, я - той женщине. Что, мол, - отказ, верните. И ребеночек у тебя. Только опять придется платить.
Наташа спросила:
– А-а, если все-таки ОН... умрет?.. Такой маленький...
– и слезы снова хлынули ручьем из её глаз.
Марина протяжно вздохнула:
Ну, если... Будем надеяться, что живой (а сама подумала наоборот). Если нет, значит, такая судьба, и против этого лекарства нет.
...Все-таки, подумала Марина, если он не будет живой - все проще и спокоййней. Отдаст Нинке, куда она его денет, не её забота.
В субботу явилась Нинка. Наташа лежала с какими-то непонятны - ми болями, отказалась пить принесенные Нинкой таблетки, ложиться в ванну, как ни заставляли её бабы. Марина наорала даже на нее.
Но Наташа стояла на своем: у неё жуткие боли внизу живота и, может быть, все произойдет само. Пусть они подождут до завтра.
Делать нечего, не хватать же её и не переть на себе в ванну.