Девственница
Шрифт:
Нинка и Марина сели в комнате выпивать. А Наташа осталась лежать на диванчике в холле.
Марина решила подождать, вдруг, действительно, она сама выкинет. Они пили, закусывали и ругали Наташку: какая она упрямая.
Так они провели субботний день.
Марина уговорила Нинку остаться на ночь: она боялась, что вдруг у Наташки "начнется", ведь понапихали они её всем, что ни попадя, - здорово. И что Марина одна с ней будет делать. Нинку не пришлось долго уговаривать, потому что в таком состоянии она до дому, может, и не добралась бы. Они завалились
Нинка ночью ходила за водой на кухню и ливанула на пол. Прямо перед дверью туалета растянулась Наташа, ударившись головой о дверь и упав боком на пол. На какое-то мгновение она даже потеряла сознание, а когда очнулась, то первое, что почувствовала - под ней лужа, и она с ужасом подумала, что не добежала и... Она приподнялась и почувствовала теперь уже настоящую боль в животе, острую и страшную. ТОТ молчал. Она убила своего ребенка! От страха она закричала. Но крик её никто не услышал. Она все продолжала кричать страшным голосом, - уже и от непрекращающейся боли.
Наконец Марина сквозь тяжелый сон услышала этот дикий крик.
Посмотрела на часы. Пять утра! Она вышла в холл и увидела Наташку, скорчившуюся на полу.
Она бросилась в комнату. Стала трясти Нинку. Плеснула ей в лицо воды из стакана, та ошалело вскинулась и заорала:
Ты что, дурная?
– Наташка рожает, на полу, в коридоре! Нинка села на тахте, моргая обалдело глазами: да ведь рано еще... Сколько у нее? Поди так, ложные, - и зевнула (она столько перевидала всего этого, что ни страха, ни чувства опасности, ни жалости, - ничего не осталось, а скорее всего, - и не было).
Марина налетела на неё коршуном:
– Хочешь, чтобы она подохла там или ещё что! Медработник! После этой тирады и, услышав, наконец, Наташины вопли,
Нинка сказала деловито: ладно, полей водки на руки и пошли. Нинка подошла к лежащей на боку Наташе, откинула рубаху и завопила: Господи, да головка уже видна, воды отошли! Давай простыню. Чайник ставь, водку сюда, лей мне на руки, не жалей. Она довольно ловко повернула Наташу на спину, та уже ничего не соображая, смотрела куда-то в потолок.
Марина лила на руки Нинке и бормотала:
Слушай, перенести её не надо, а? Что ж на полу-то...
Нинка строго заявила: куда это мы её потащим и как? Тут но - силки на колесах нужны. Ничего. У нас в роддоме рожают и на полу, а бывает, и в машине. И она стала говорить ласковым голосом прямо в ухо Наташе: тужься, милая, тужься.
Наташа как-то это услышала да и само получалось, ноги ей раздвинула Нинка, прихватила что-то там внутри, и Марина увидела, как выскочил крошечный малюсенький человечек, с черной мокрой гривкой на маленькой головке, с ножками, ручками...
– Со всеми делами! Мальчик!
– гордо сказала Нинка, будто сама сейчас родила.
– Смотри, недоносок, а большой.
– И вдруг заорала:ножницы дай, так твою так!
– Ей нравилась эта её роль.
Марина быстро принесла ножницы. Нинка отрезала пуповину и вдруг ребенок запищал. Слабенько, жалобно. Марина сползла по стенке на пол. Живой!.. Она все-таки была уверена, что помер он давно от таблеток.
Наташа открыла глаза, взгляд был осмысленным. Она шепотом спросила: умер?..
Марина хотела крикнуть, - да! Нинка опередила её и сказала: Живой, только так. Здоровенький, ну как всамделишный, посмотри, мамаша, сама! Она забыла, что и где она находится и действовала профессионально.
Тут же подскочила Марина: нельзя ей на него смотреть!
– Почему это?
– возмутилась Нинка.
– Мать имеет право.
Марина слышала, что если мать взглянет на новорожденного, то никогда уже не отстанет. Надо срочно его отвозить (хорошо, что она недавно купила детские вещи и теплое одеяло, и корзинку,) Пока не рассвело, его надо срочно увозить! Наташа уже приходила в себя, ничего не болело, а на руках у Нинки лежал её сын! Он - живой! Она спасла его! Как? Бог спас, - упрекнула она себя строго.
Наташа сказала Нинке:
Дай мне ЕГО, - и столько было твердости в её голосе, что Нинка дала и сказала: ты покорми его, сунь в ротик сосок. Наташа почему-то знала, как это делается, но ребенок не сразу нашел сосок и не сразу стал сосать.
А Нинка вдруг сказала: у него за ухом пятно родимое, как бабочка. Наташа отвернула простыню и увидела черное пятно, за ухом, действительно, похожее на бабочку.
Марина стояла молча, злая, как пес. Нинка-то смотается, положив денежки в карман, а Марине оставаться и тут с этой разбираться. И кормит! Теперь вот она не захочет отдавать. А что Марине делать? Ведь Наташка к мамочке отправится, а та выжмет из неё соки и все про них узнает и мало им не будет.
И Марина сказала Нинке: я вижу, ты намылилась отсюда! Не-ет, дорогая моя, ты сейчас её уломаешь, да побыстрее, а то меня уже ждут, мы так договорились! (как договорились? С кем? Когда?
– этого Нинка не понимала, но кивнула. Ox, и крученая эта девка - Марина.
– Я тут. с тобой совсем голову потеряла.
– Сказала Марина. Она быстро вытащила из-под стола корзинку, высоконькую и широкую, хорошо плетеную, в корзину положила тряпок каких-то и одеяльце, вполне новое, байковое. Нинка стояла ни жива, ни мертва: во, хватка у бабы!
Она только сказала: ты носовой платочек возьми, рот ему прикроешь, холодно ведь, а он и так еле дышит.
– Помрет?
– быстро спросила Марина.
И Нинка ответила уверенно: нет. Крепенький парнишка, выживет.
– ...Но ведь его же выхаживать надо, думала Нинка, а тут на холод, к какой-то тетке, которая ждет, а сама, наверное, и обращаться-то не умеет. Нинка засомневалась и в существовании бабы, которая ждет... Подбросит Маринка ребеночка куда-нибудь, - вдруг отчетливо пришло Нинке в голову и она затряслась - такого у неё ещё не было. Ох, и баба эта Маринка, ох, и баба!