Девственница
Шрифт:
— Хочешь попробовать линди хоп? — спрашивает он.
Я смеюсь, с трудом дыша, но чувствую себя такой счастливой.
— А что это такое?
Он указывает на пару, которая совершает быстрые качели. Я наблюдаю, как женщина скользит между его ног, потом взлетает ввысь над головой мужчины, и соскальзывает по его плечу, приземляясь на ноги, как кошка.
Я энергично качаю головой.
— Ой, нет, ни за что, нет, Тайсон, — кричу я, но он хватает меня за руку, крутит вокруг, повернув к себе спиной. Обхватив за талию, поднимает высоко в воздух и резко перекидывает с одной
Мы — прекрасная пара.
Мы возвращаемся к нашему столику, оба раскрасневшиеся и разгоряченные. У Тайсона волосы растрепались, а глаза сверкают каким-то неестественным блеском. Он чокается стаканом с Джеймсоном со мной, я отвечаю ему тем же. Алкоголь обжигает до самого желудка. Я вытираю рот тыльной стороной ладони.
— Это было великолепно. Почему ты так хорош в таких танцах?
— Потому что я участвовал в пилотной программе в исправительном учреждении для несовершеннолетних, в которой находился. Они хотели попробовать, может обучение танцам маленьких хулиганов сделает их менее ублюдками.
— И им это удалось?
Он смеется.
— Нет.
Тогда смеюсь я.
— Почему ты там оказался?
— Я украл Mitsubishi 4х4, чтобы прокатиться и нанес сотни тысяч повреждений, когда въехал на нем в официальный дилерский центр Lamborghini.
Я прикрываю рот рукой.
— Ой, тебе не повезло.
— Я бы не сказал, поскольку разбил его намеренно. Я был буйным ребенком. Я хотел крушить подобные вещи. Вещи, которых никогда не мог бы иметь.
— О.
— Да, я ненавидел этот мир.
— Сколько тогда тебе было лет?
Он заказывает еще две порции Джеймсона, поднимая руку, показывая официантке.
— Тринадцать.
— Ты же был всего лишь ребенок.
Он пожимает плечами.
— Я был очень тупоголовым, меня невозможно было переубедить ни в чем.
— И сколько ты пробыл в этом учреждении?
— Я сбежал в Ирландию, когда мне было четырнадцать. Я был уже законченным преступником, но я притулился на одной ферме, где были лошади. И когда я впервые прикоснулся к лошади, я понял, чем хочу заниматься до конца своих дней. До тех пор мир, как таковой для меня не существовал.
— А где ты разводишь своих лошадей? — спрашиваю я.
— В Саффолке.
— Мне казалось, что твоя ферма находится в Ирландии. — У него до сих присутствует резкий акцент.
Он качает головой.
— Неа, я покинул Ирландию, когда мне было 20.
— Итак, ты разводишь лошадей и продаешь их таким, как Брэд?
Он потирает сзади шею.
—
— Почему?
Официантка ставит перед нами два стакана.
— Ты говоришь, что не дружишь с Брэдом?
— Нет. Я никогда не слышал о нем до сегодняшнего дня.
Он с насмешкой поднимает свой стакан.
— Ну, раз ты не знаешь его, я скажу тебе — я бы хотела, чтобы Мэгги принадлежала кому угодно, только не ему. Он не собирается особенно о ней заботиться. Все, чего он жаждет — это слава, которую она может ему принести.
Он смотрит на меня грустными глазами, и мое сердце екает от его взгляда. Я не ожидала, что он может так глубоко переживать за своих лошадей. Кайли сказала нам, что он дерзкий и резкий, создающий себе дешевую рекламу. Я опускаю свою руку на его, прежде чем понимаю, что говорю:
— Прости, что только усилила твои опасения.
Он переводит взгляд на мою руку и едва улыбается, затем сжимает мою руку в своей ладони.
— Спасибо, что выслушала. Он очень давил на меня с тех пор, как я заявил о продаже.
— Зачем ты вообще ее продал, тем более ему?
— Я совершил ошибку. Я удвоил ее цену, надеюсь, что за такую сумму ее никто не купит, это были очень большие деньги, — мрачно говорит он. — Я хотел сказать ему, чтобы он отвалил, но я не мог забрать свои слова обратно.
— Получается, что деньги для тебя не столь важны? — спрашиваю я с надеждой.
Он немного сконфуженно поглядывает на меня.
— Я бы не заходил так далеко. Иметь деньги — это замечательно, больше — еще лучше, но есть вещи, которые значат гораздо больше.
— Благородно, — с ухмылкой замечаю я.
Он приподнимает бровь.
— Что это значит?
— Это значит, что человеку с деньгами в этом мире легче быть привередливым. Некоторым из нас приходится соблюдать определенные обязанности, чтобы как-то жить. Не пойми меня неправильно, мне кажется это замечательно, что ты переживаешь за свою лошадь, мне очень нравится эта черта. Ты и вполовину не настолько примитивен, как говорят все эти журнальные сплетни о тебе.
— Спасибо, хоть на этом.
— Это комплимент. — Я делаю еще глоток виски, и мысленно говорю себе, если я хочу удержать над собой контроль, то этот стакан должен стать последним. — Как я уже сказала, приятно, когда у тебя есть выбор — ты можешь брать деньги, а может и не брать.
— Поэтому ты работаешь на работе, которая тебе не нравится?
— Я думаю, что это не относится ко мне.
— А я думаю, что как раз относится. Ты только что назвала меня мелочным.
— Не правда. Я сказала, что ты не такой примитивный, как о тебе говорят.
— О, точно. Я запутался. — Он усмехается.
— И отвечая на твой вопрос — да. Именно поэтому я работаю на работе, которая мне не нравится. Так поступает большинство людей, так ведь? Они вынуждены работать, чтобы зарабатывать деньги, чтобы поддерживать себя, и не имеет значения, нравится ли им то, чем они занимаются или нет.
Он согласно трясет головой, больше не ухмыляясь.
— Тогда работа, на которой ты работаешь недостаточно хороша для тебя, Иззи. Ты так молода. Весь мир у твоих ног.