Девственники в хаки
Шрифт:
Он попытался также исследовать прицепленный сзади к экспрессу бронированный вагон с двумя старыми пулеметами Льюиса на турели, но сержант-ирландец, командовавший пулеметным расчетом, приказал ему убираться.
Со своей полки Бригг мог видеть примерно три дюйма занавешенного окна. Отодвинув плотную светомаскировочную ткань, он выглянул наружу. Тропический ливень, как обычно, сопровождался сильным порывистым ветром, и Бриггу казалось, что капли воды несутся почти параллельно земле, исчезая из вида в той стороне, откуда шел поезд. Обычный тропический ливень, но Бригг был ему рад. Отчего-то ему казалось, что партизаны
В конце концов Бригг все-таки заснул. На рассвете поезд прибыл в Праи, и вся их компания пересела на паром. Паром долго тащился от одного берега до другого и прибыл на остров Пинанг, когда солнце уже начало припекать по-настоящему.
Армейский центр отдыха – он же профилакторий – располагался у самого берега моря и состоял из нескольких рядов аккуратных домиков и коттеджей. В конце первой недели своего отпуска Бригг лежал на кровати в одном из таких домиков и наслаждался послеобеденным отдыхом, абсолютным бездельем и полной безопасностью. Он только что вернулся с пляжа в прохладную тень коттеджа, и пробивающееся сквозь жалюзи солнце полосами ложилось ему на грудь и на полотенце, которым Бригг опоясался после душа.
В доме было четыре койки; две из них стояли заправленными, со сложенными одеялами, третью занимал рядовой Английской бригады, который спал, уютно устроившись во впадине продавленного матраса.
Бригг мало что о нем знал. Сосед держался довольно обособленно: он часто спал днем, а по ночам много курил, лежа на своей койке, и каждый раз, когда Бригг просыпался, он видел в темноте на другом конце комнаты похожий на крупного светляка мерцающий огонек сигареты. Рядового звали Чарли Уоллер. В одну комнату они попали потому, что Бригг подал свой рапорт перед самым заездом, а друзья Уоллера погибли за считанные часы до отправки в профилакторий.
О том, что они погибли, Бригг еще не знал. Он лежал, наслаждаясь прохладой мягких простыней и радуясь чистоте своего тела, которую оно приобрело после пресного душа, не только смывавшего пляжный песок и пот, но и освежавшего кожу. Прямо за стеной коттеджа, на свободной площадке между домами, несколько солдат азартно гоняли мяч и галдели, как школьники в перемену. После одного особенно громкого вопля Уоллер вдруг зашевелился и, выглянув из-под простыни, потянулся за сигаретами и зажигалкой, лежавшими рядом на тумбочке.
– Который час? – спросил он.
– Скоро пять, – ответил Бригг.
Все их разговоры были именно такими – составленными из отрывочных фраз, простых вопросов, односложных ответов и незамысловатых комментариев, которые еще ни разу не превращались в полноценную беседу. Днем Уоллер всюду ходил один, спал или курил; что касалось вечеров, то Бригг однажды видел, как он танцует в «Огнях Пиккадилли» со старой официанткой.
Уоллер выглядел совсем юным. У него было некрасивое, длинное лицо, почему-то ассоциировавшееся у Бригга с железной печной трубой, и только голос его оказался на удивление приятным. Солнце проникало сквозь жалюзи и на втором окне, и глубокие тени, лежащие на суровом лице Уоллера, походили на синяки.
Уоллер закурил сигарету и вдруг спросил:
– Сколько тебе еще осталось?
– После отпуска будет месяц с небольшим. – Произнеся это, Бригг почувствовал обычные в таких случаях гордость и сознание
Но Уоллер отнесся к хвастливому ответу Бригга без всякого пиетета.
– А сколько осталось тебе? – уточнил уязвленный Бригг.
– Один год и четырнадцать дней. Завтра будет тринадцать, – ответил Уоллер, и Бригг от души рассмеялся.
– Ну, это совсем ерунда – особенно год, о котором ты упомянул.
Он, однако, чувствовал, что Уоллер затеял этот разговор не из праздного любопытства. Ему и в самом деле хотелось знать. Когда Бригг захохотал, он даже не улыбнулся. Очевидно, Уоллер не шутил, когда говорил о четырнадцати или тринадцати днях. Наверное, он мог бы назвать точное количество оставшихся до дембеля часов и минут.
– Долго пробыл на континенте? – спросил Уоллер.
– Нет, не особенно, – пробормотал Бригг, несколько смутившись. – Только в Джохоре. Есть там одно такое место, называется Баксинг.
Уоллер фыркнул.
– И сколько ты там был?
– Пару недель. Если точнее, то две с небольшим. Нас вывозили туда на учебные сборы.
– Понятно… Стало быть, все остальное время ты торчал в Сингапуре?
– Верно.
Уоллер выпустил изо рта клуб сизого дыма, и он повис над ним, пронзенный солнечными лучами. Солдат молча смотрел, как дым рас-
сеивается. Бригг уже собирался встать и уйти, когда Уоллер внезапно спросил:
– Как тебе удалось попасть именно туда, где служить легко и безопасно, и где никогда никого не убивают? – спросил он. – Как тебе удалось? За какие такие заслуги?!
Бригг почувствовал комок в груди; это была не то совесть, не то праведный гнев.
– Что ты имеешь в виду? – спросил он как можно небрежнее, стараясь выдержать заданный Уоллером тон. – Никто никуда не «попадает», как ты выразился… Тебя просто берут и бросают туда, куда захочется какому-то старому бюрократу в мобилизационном управлении штаба. Если там решат, что ты должен служить с ручкой или карандашом в руке, значит будешь воевать с бумажками. Даже если сам ты хотел стать пулеметчиком или кем-то еще…
– Ты бы не захотел, – сказал Уоллер. Это была простая констатация факта.
– Не захотел чего?…
– Воевать с пулеметом или чем-то подобным в руках. Если ты, конечно, не псих.
– Некоторые из нас с удовольствием поменяли бы одно на другое, – заверил его Бригг. – Мы не пацифисты и не отказники, которые не хотят служить, прикрываясь религиозными или политическими соображениями. Просто нас засунули в эти дурацкие конторы и дали в руки всякие бухгалтерские книги. Многие из парней дорого бы дали, чтобы выбраться из нашей вонючей дыры. Это я тебе точно говорю. Уоллер усмехнулся и сказал: