Девушка и Большои? Красныи? Дракон
Шрифт:
Он расскажет мне потом. Что это и есть его «самый кайф».
– В тот момент, когда ты собираешься убить жертву, она молит о пощаде. Она видит, что её ничто не спасёт, и молит дать пожить ещё немного.
– Дай пожить…
– …Еще немного.
– Это и есть то мгновение, когда ты становишься богом. Ну хотя бы можешь почувствовать, каково это.
Я пойму его потом.
Но в тот момент…
Он сдавливает руками мои запястья. Вдавливает их в мягкую липкую прокуренную дерматиновую стену.
Я
– Ты безбожник?
– Ох знала бы ты, как сильно ты ошибаешься…
Перед моими глазами была уже не человеческая голова.
Раза в четыре крупнее, похожая на лошадиную морду.
Голова Дракона.
Причина, по которой люди ненавидят вас и будет тем, из-за чего кто-то влюбится в вас до беспамятства.
И, если любовь это болезнь, то я хочу знать, как ею заразиться.
Впрочем в тот момент, я списала это всё на аффективный бред.
Конец Света?
Нет. Первая Любовь.
Он поцеловал меня в губы.
Его огромный шершавый язык заполнил мой рот.
Он объяснит потом:
– Я знаю, что ты чувствуешь. Дом это место, куда не заходит никто без приглашения.
Если у тебя нет такого места – у тебя нет себя.
Если кто-то заходит в твой дом без спроса – у тебя нет тебя самой.
Так чувствуют себя изнасилованные.
Когда кто-то входит в тебя без спроса – тебя больше не существует.
Понять, что ты из себя представляешь можно только в одиночестве. Люди лишающие себя одиночества позволяют насиловать себя обществу. У них нет самих себя.
Я хочу им это вернуть. Оставить человека в одиночестве с самим собой, чтобы он получил шанс понять, кто он есть.
Ты еще слушаешь меня?
Знаешь…
Так много говорят в оправдание насилия. В оправдание жестокости.
Что мол это животные инстинкты, и мужики сами себя не контролируют.
Как мало сказано в оправдание желания быть изнасилованной.
Он шипит мне прямо в лицо:
– Я знаю, чего ты хочешь. Я читал твой статус в вк.
Что, если наши статусы действительно кто-то читает?
Что наши статусы, если не молитвы посылаемые в небо? Моя вот, будь она не ладна, была услышана.
Мои губы отвечают на поцелуй.
Моё сердце – канарейка.
Я хочу сказать:
– Раз уж мы все равно будем делать это…
Я задыхаюсь от возбуждения.
– Сделай это жестко.
Он суёт мне руку в трусики.
И я стала тем, кто я есть.
Анкетирование #2
Если бы пришлось выбирать: ты бы предпочла быть насильником или жертвой?
Ты когда-нибудь кого-нибудь била?
Как бы ты описала эти чувства?
Вспышки
Tractor Bowling – Устала
Я продолжаю вести его. Всего-то метров
Почему он повелся на меня во второй раз?
Нет, мы не сговорились.
Ну во первых, потому что я изменила внешность до неузнаваемости.
Во вторых…
Потому что он по прежнему знал, что это я.
Я иду через всю платформу. Люди словно замедленные вокруг.
Когда ты не торопишься и можешь их всех разглядеть – они словно под стеклом.
Ты это не твои глаза.
Когда на платформе воцаряется странная тишина.
Когда нет грохота составов.
О чем я думала в тот момент?
Мое дело дойти до середины станции. Точнее сказать: довести его до середины станции. Туда, откуда ему будет сложнее всего взлететь.
Мы покончим с этим.
Я просто хотела, чтобы девочки могли гулять, не боясь, что взрослая жизнь растреплет их, как бульдог резиновую игрушку.
Мелкие чешуйки кожи, запахи, испарение пота – все, что оставляет шлейф от каждого из нас. Я физичкески спиной ощущаю как его ноздри ловят все это. Пусть пока и в очень малой мере, но меня уже тоненькой струйкой засасывает в него…
Я знаю, что он чует мой страх, я знаю, что он уже понял, зачем я здесь.
Вот-вот начнется. Я привела его куда надо.
Мне дадут сахарок? Меня погладят по головке? Меня оставят в живых? В этот момент так хочется награды.
Момент, когда ловушка захлопывается.
Для всех нас.
Страшная тишина, в которой ты наконец-то осознаёшь.
Что все эти десятки людей на станции молчат.
Раз.
И звук жестяных банок по вечному мрамору летит со всех сторон.
Дымовые гранаты.
Маленький фейерверк.
Два.
И оглушительная сирена наполняет вестибюль.
Станция растворяется в дыму войны.
Три.
И пространство вокруг сжимается от автоматных очередей.
Выстрелы.
Гранитная крошка во все стороны.
Крики гражданских.
У нас ведь нет смертной казни.
«Уничтожен при выполнении спецоперации» вместо «расстрелян на месте».
Хотя думаю, что люди, встревоженные дымом, разлетающиеся в разные стороны, предпочли бы вторую формулировку. Поверьте: слабые люди так же жестоки, как и сильные.
Сутулясь от грохота, я взбегаю по ступенькам в центре зала и оборачиваюсь, чтобы сквозь сощуренные веки разглядеть с возвышения, как это будет. Это тот страшный момент на станции, когда оба поезда уже уехали.
Я чувствую, как мои ноги каменеют.
Я оборачиваюсь, чтоб взглянуть.
Мне нужно это.
Я хочу насладиться.
Как он чувствует себя?
Что-то среднее между волком и бабушкой.
Честно? Я думаю, что он уже мертв.
В момент, когда я оборачиваюсь.