Девушка моего друга (сборник)
Шрифт:
даже сейчас, в самом начале, только мешался бы.
А потом, когда тоннель пойдет, ему и вообще невозможно будет встать рядом, второму-то человеку.
Вначале мы работали скарпелями по десяти минут — до тех пор, пока тоннель не ушел вглубь на два метра.
А потом мы менялись через пять минут.
Каждый шел на переднее место, как в атаку. И отдавал короткому ломику все свои силы. Потому что это самое трудное дело — долбить землю ломиком. Откидывать ее легче. Откидывая ее лопатами из тоннеля,
и устанавливали крепления, передний выкладывался на полную катушку.
С другой стороны улицы было то же самое. Такие же прожекторы на фонарных столбах и такой же порядок.
Вторая половина бригады шла навстречу нам.
Мы должны были встретиться под землей. И для этого передний должен был ровно держать линию.
Иначе можно уйти . в сторону. И тогда уже за ночь не успеешь. А задержать утром троллейбусы — это хуже
нет. Такого в нашей бригаде еще не бывало. Людей мы не подводим.
Я был свеженьким, как огурчик, в начале этой ночи. Я даже не колол, дома дров в эти дни: берег силы. Поэтому мне легко было работать. И я очень удивился, когда заметил, что Ленька Степанов работает как-то не так. Не то чтобы лениво — он никогда не был сачком. А очень уж устало. Как бы через силу. А ведь Ленька — здоровый парень. Дай бог каждому! И когда на переднем месте он выдыхался на третьей минуте и еле совал своим ломиком в землю — это было необычайно.
Совершенно необычайно!
— Ты что, болен? — спросил я его, когда он пробирался к выходу.
— Нет, — ответил он. — Просто устал.
Когда он пошел на переднее место в следующий раз, он работал минуты две. Не больше. А потом вдруг глухо вскрикнул и упал. И луч его фонаря уперся в верхний свод тоннеля.
Я был к Леньке ближе всех. И поэтому я схватил его под мышки и поволок к выходу. Выйти пришлось всем, кто работал сзади, потому что тоннель был узкий. Я тащил Леньку, не понимая, что с ним произошло, и не успев спросить его об этом. Впрочем, разбираться можно
было потом. Вначале надо было вытащить.
Зотов подхватил его под ноги, как только я дотащил его до края тоннеля. Но Ленька сейчас же вскрикнул:
—Нога! Отпустите ногу!
И Зотов невольно отпустил обе, потому что не знал, о какой ноге говорит Ленька.
Мы прислонили Леньку к груде креплений, и он негромко
сказал:
— Правую задел, черт возьми!
Дядя Петя нагнулся и закатал штанину. Она была в крови. И по волосатой Ленькиной ноге текла
кровь.
— Я за водой! — сказал я и выбежал на площадь.
Но где взять воду — я не знал. Театр закрыт. Ночь. Почтамт возле театра — тоже закрыт. И уж, разумеется, никто не впустит меня ночью за водой в универмаг.
Идиотское положение. Мы пробиваем тоннель для водопровода, а банку воды взять негде.
Оставался жилой дом. Будить людей среди ночи не хотелось, но что делать? Я кинулся в ближайший подъезд, позвонил в квартиру.
Ждать пришлось долго. Наконец- мужской голос спросил из-за двери:
— Кто там?
— Вынесите банку воды, — попросил я. — Мы здесь рядом работаем. У нас несчастье.
— Расскажите это своей бабушке.
Человек за дверью хихикнул. Послышались удаляющиеся шаги. Хлопнула дверь в коридоре. Я понял, что воды не будет.
В другой квартире на звонок просто не откликнулись.
В третью я звонил уже безо всякой надежды. Но именно здесь здоровенный парень в трусах и майке-безрукавке вынес мне кастрюлю воды и сказал вдогонку:
— Кастрюлю верни, хлопец!
Когда я прибежал, возле сваренной трубы уже стояла двухтонка. Видно, кто-то остановил ее на перекрестке.
Вода была кстати. Рану промыли, обмотали носовыми платками. Наступать на ногу Ленька не мог, и мы на руках донесли его до кабины грузовика.
Я подумал, что у него, наверно, перелом, и открытый, и негромко спросил его перед тем, как захлопнуть дверку:
— Как же это ты, а?
— Лом выскочил, — ответил Ленька.
Дядя Петя забрался в кузов. Он поедет с Ленькой.
Китов говорил шоферу:
— Ты, парень, сейчас прямо в хирургическую. А потом, если понадобится, домой его подбрось. И сопровождающего сюда привези. Работа срочная. Каждый дорог... А мы тут тебе пока соберем...
— Не надо. И так сделаю!..
Шофер забрался в кабину, захлопнул дверку. Машина тронулась.
Я посмотрел ей вслед и побежал относить кастрюлю.
Мы работали после этого так же деловито и на пористо. Но что-то было утеряно. Какой-то ритм, темп или. настроение — черт его знает что. В общем, делошло медленнее, и я уже понимал, что до шести нам не успеть.
Мне повезло. Я первым ткнулся в пустоту и развалил тонкую стенку, которая разделяла оба тоннеля. И Олег Стрешнев, который работал на той стороне и пробирался в это время в свой черед на первое место, сказал мне, что о Ленькиной беде они уже знают и что у них тоже плохо— вышел из строя Калугин.
— А что с ним?
— Просто выдохся. Лом из рук валится. Пришлось поставить на откидку.
Я читал у Горького, как обнимались и целовались люди, которые встретились в глубине Симплонского тоннеля. Конечно, это очень красиво. Но у нас не было под землей ни объятий, ни поцелуев. Нам было некогда.
Да и просто не до того. Я еще вытирал со лба пот, а сзади уже передавали из рук в руки конец гроса, которым трактор втянет в тоннель трубу.
Мы даже не ставили в центре тоннеля креплений.