Девушка с белым лицом

Колычев Владимир

– От кого ты прячешься?

– Не прячусь. Просто живу… – сказала она и, немного подумав, добавила: – У тебя.

– А если я тебя попрошу? – Я кивком показал на дверь.

– Уйду, – пожала она плечами.

Я снова кивнул, указывая на дверь. Но вслух свое требование озвучить не смог. Как я мог выгнать из дома этого наглого, но, в общем-то, жалкого котенка? Мир так жесток – люди его затопчут, собаки загрызут, и никому не будет до этого дела. Даже мне… Я ведь постараюсь придумать себе оправдание, возможно, даже смогу вычеркнуть сегодняшнее утро из своих воспоминаний. Современный человек обладает способностью к социально-психологической

адаптации, умеет приспосабливаться к патологическим изменениям в окружающей действительности, именно это и делает общество равнодушным и даже подлым. И я всего лишь кусок дерьма в этом течении в никуда. И ничего не могу с этим поделать, потому что органически вплетен в жестокую природу человеческого социума… Да-да, я уже научился успокаивать свою совесть, и это мне может скоро пригодиться.

– Я пойду.

«Васена» поднялась и вышла из комнаты. В прихожей стояли маленькие стоптанные кроссовки детского размера, на вешалке висела джинсовая курточка – тонкая, холодная, с порванным рукавом, такая не защитит, не согреет. В груди у меня сжалось и заныло, когда девушка стала обуваться. Вид у нее был – как у собачонки, которую выгоняли на мороз, на верную смерть, от волнения у нее дрожали пальцы, она никак не могла завязать шнурок.

– Где ты живешь? – спросил я.

– Нигде.

– А родители?

Девушка снова вздохнула, но ничего не сказала.

– А если собаки?

– Не отпускай меня. – Она поднялась, посмотрела на меня, ее глаза наполнились слезами.

Я взял ее за руку, провел пальцами по внутренней, самой нежной стороне локтевого сгиба. Достаточно было просто посмотреть на руки, нет ли на них следов от укола, но мне вдруг захотелось прикоснуться к девушке, почувствовать тепло ее тела. Мне стало стыдно, я опустил голову, отступил назад. Может, я и кусок дерьма, но точно – не педофил.

– Я не наркоманка. – «Васена» правильно поняла меня. – И не воровка. Просто мне нужна твоя помощь.

Она умоляюще смотрела на меня.

– Как тебя зовут?

– Рита. Мне восемнадцать лет. Больше ни о чем не спрашивай.

– Почему?

– Я остаюсь? – спросила она и, не дожидаясь подтверждения, стала разуваться.

– Ну, хорошо.

Я не хотел отпускать Риту, но и остаться ей разрешал скрепя сердце. «Ни одно доброе дело не остается безнаказанным». Как будто дятел стучался в мою голову, выковыривая паразитов из мозговых извилин. Но червячков становилось все больше, они облепили мое сознание, впрыскивая в него яды, разъедающие волю к сопротивлению.

– А молока у тебя правда нет, – сказала Рита.

– И пива тоже, – кивнул я.

– Но ты же что-нибудь придумаешь?

Я кивнул, взял переносную трубку стационарного телефона, набрал вбитый в память номер, заказал две пиццы с сыром, ветчиной и грибами.

– Можно я приму ванну? – спросила Рита и почему-то поежилась, глядя на меня с надеждой.

– Холодно? – спросил я.

Отопительный сезон уже закончился, но в квартире достаточно тепло. А Рита мерзла: возможно, ее одолевал внутренний холод – так бывает, когда на душе леденящий страх.

– Принеси, пожалуйста, полотенце, – не ответив на мой вопрос, попросила она.

В квартире беспорядок, но ванна чистая: раз в неделю приходила женщина из клининговой компании, генералила комнаты, начищала до блеска зеркала, фаянс и прочую сантехнику. И все же я взял тряпку, капнул на нее обычного жидкого мыла, кое-как протер ванну. Сполоснул, заткнул нижний слив, установил температуру, включил воду. Глянул на стиральный автомат, выбил пальцами барабанную дробь по верхней панели, пожал плечами. Если Рита захочет постирать свою одежду, пусть попросит сама, девочка она не стеснительная.

Переезжая к Антону, Элли забрала все свои лучшие вещи, старье оставила мне, в том числе и велюровый спортивный костюм зеленого цвета с красной ящеркой на груди.

Когда-то Элли была такой же маленькой и худенькой, как Рита, но даже после свадьбы она продолжала расти вверх и немного вширь. Она не растолстела, просто стала крупней. Костюм очень быстро стал для нее маленьким.

Жизненные запросы ее тоже росли, поэтому она выбрала более успешного Антона, оставив мне разочарование в женщинах и спокойное одиночество, в котором я мало-помалу атрофировался как личность. И жил как растение в тепличных условиях, на дивиденды со своей доли в бизнесе. Я даже не знал, нравится ли мне такое затхлое существование. Наверное, да, если я не замерзал, не страдал в этом прозябании. Счастья не было, но так я в нем, возможно, и не нуждался. И все же нужно было что-то менять, я это понимал, но продолжал плыть по течению, оставаясь при этом в прошлом, тогда как нормальные люди жили настоящим.

Дверь в ванную комнату была открыта. Рита сидела на стиральной машине, по-взрослому думая о чем-то важном, а ногами болтала по-детски, безотчетно постукивая пятками по стеклянной крышке загрузочного люка. Вода лилась шумно, под напором, упругая струя взбивала пену – поднималась гора из мыльных, лопающихся пузырьков. Я положил рядом с Ритой сложенный стопкой спортивный костюм, чистую белую футболку, не забыл и о полотенце. Немного подождал, выключил воду.

– Будешь тонуть, кричи! – сказал я, собираясь выходить из ванной.

– Дедушка заставлял меня петь, – думая о чем-то своем, улыбнулась Рита. – Если не пою, значит, утонула.

– А если утонешь, домой не приходи.

Рита повернулась ко мне, пристально посмотрела в глаза и кивнула с подобием улыбки на губах.

– Дедушка тоже так говорил.

– Где он сейчас? – спросил я.

Вместо ответа Рита мягко приложила к моей груди ладонь, несильно надавила, выталкивая меня из ванной. И закрыла дверь на замок.

«Не подглядывай!» – услышал я.

Не говорила она ничего, я точно это знал, мог даже побиться об заклад, но голос был. Опять она телепортирует свои мысли? А может, это во мне заговорила совесть? Но так я же и не собирался подглядывать, даже не задумывался об этом.

Я прошел на кухню, встал у окна, нащупал пальцами обломок пластикового стержня, повернул широкие тканевые ламели вертикального жалюзи, глянул вниз. Ольха на ветру колышется, рукоплещет листиками-ладошками, припаркованы автомобили в два ряда, дворник-таджик возится возле мусорных баков. Женщина в мешковатом платье идет, неуклюже переваливаясь с ноги на ногу, как жирная утка, впереди нее едет мальчик на самокате, кивком подзывает к себе маму. Собак не видно.

Я зажмурил глаза, тряхнул головой. Какие собаки? Какие кошечки? Рита не издевалась надо мной, я сам позволил ей сесть себе на шею. Был под «белкой», принял ее за кошечку, привел в дом, а если я такой добрый, то почему она не может ездить на мне?..