Девушка с быстрыми движениями глаз
Шрифт:
– Ракетные пусковые установки, истребители Ф-105. Вы говорили, что когда они спят, то ничего не провоцируют, никаких войн.
– По крайней мере, ничего, что могло бы сломать кому-нибудь кости, мистер Рэнгз.
– Кости не ломаются, верно, но у всех здесь они размягчаются.
– К тому времени, когда это необходимо, они затвердевают. А во Вьетнаме, скажем, этого не происходит.
В центральной комнате раздались дикие крики. Квентин орал что-то матом, а Вики спорила с ним злым, нервным голосом. Треск, звон разбитого стекла, снова крики. Кто-то звал доктора Воланда. Но доктор, похоже, ничего не
Беспорядок исходил из спальной комнаты Вики. Вопль становился все громче. Лабораторная акустическая система придавала ему металлический оттенок.
Квентин впал в буйство. Он, видимо, вломился в комнату Вики и ударил ее гитарой по голове. И теперь обломки гитары болтались у нее на плечах. Он схватил девушку за рыжие волосы и в ярости дергал ее голову из стороны в сторону. Он свирепствовал. Глаза выкатились, как у шального мамонта. Из его оскаленного рта, казалось, вот-вот пойдет пена.
– Лжец, я лжец?
– гремел он.
– Я тебе покажу, сука, какой я лжец!
Она пыталась вырваться, крича при этом:
– Убирайся! Катись отсюда, псих ненормальный!
В комнате неуклюже топтались несколько ассистентов, пытаясь схватить Квентина. Тот колотил их, расшвыривал, силы у него хватало на десятерых.
– Покажи, кто записывает мои слова, сука паршивая!
– жутко орал Квентин.
– Я сам напишу тебе эпиграф прямо сейчас, на твоем поганом черепе, своими руками, каждое слово, тварь подзаборная. Оскорбления и еще раз оскорбления, пока я не проснусь. Это тебе они переломают кости, а не мне, сучий потрох!
Она визжала и царапалась. Он отбрыкивался от ассистентов.
– Что происходит? Что это за безобразие?
– рявкнул доктор Воланд, обращаясь к сестре, склонившейся над энцефалограммой.
– Я не знаю. Это было как взрыв, - пробормотала она, прижимая ладони х щекам.
– У них у обоих наступил момент альфа-волнового возбуждения. Мы разбудили их, как обычно, почти одновременно, когда уровни энергии упали. Они подошли к столам и, как всегда, начали печатать. И вдруг Ивар начал гримасничать. Казалось, он все больше и больше приходил в ярость по мере того, как просыпался. Он вскочил, выкрикивая ругательства, выбежал в коридор, ворвался в комнату Вики с ее гитарой в руках. Видимо, он взял ее в раздевалке, никто не успел остановить его и... Просто кошмар!
Воланд нахмурился.
– Я предвидел это. Я в какой-то мере это предчувствовал. Просто не знал, что это произойдет так скоро, и держал свои догадки при себе.
– Поострите насчет суставов!
– ревел Квентин.
– Валяйте дальше! Вот вам суставы!
– И он ударил костяшками руки по левой щеке Вики, потом по правой, продолжая лягать ассистентов.
– Ты просто здоровенная куча дерьма, ты пользуешься тем, что сильнее меня, - кричала Вики, хмурясь под его ударами и отчаянно пытаясь вырваться.
– Сейчас это дерьмо вышибет тебе зубы, - рявкнул Квентин, ударил ее по губам.
– Хочешь послушать, как хрустят твои зубы? Слушай!
– Раздался хруст, и он продолжил: - Хочешь, чтобы зубы растаяли? Ну как, здорово?
– И снова хруст.
– Что мы здесь стоим? Надо что-то делать!
– взмолилась сестра.
–
– Приготовьте и отойдите. Сейчас мы это прекратим.
Он выбежал в коридор, я - за ним. Мы протолкались в комнату Вики, распихивая толпившихся там людей. Квентин чуть ли не волоком, рыча, тащил Вики по полу за рыжие волосы, вцепившись в них обеими рукам.
– Ну и где эти твои вонючие смеси? Вылей себе их на башку, чтобы она не облезла. Это тебе совет, ты, кастрюля с костями.
– Вся твоя сила в пальцах, поэтому у тебя и суставы хрустят. Что бы ты смог сделать с девчонкой, если бы у тебя не было таких здоровенных хрустящих мослов!
– выкрикнула ему Вики.
Воланд подал ассистентам знак, чтобы те подошли к Квентину, а мы прикрыли фланги. Они схватили его, мы же с Воландом отодрали его руки от Вики и прижали к бокам. Он корчился от боли, извивался змеей. Мы держались подальше от его лягающихся ног.
– Ивар, все твои усилия напрасны, - как можно мягче сказал Воланд.
– Ты просто все неправильно понял.
– Успокойся, дружище, - шепнул я Квентину на ухо.
– Ты же говорил, что эти часовые сеансы идут тебе на пользу. Так в чем же дело?
– Гордон, ты и не догадываешься, до какой степени здесь пахнет чертовщиной. Все они замешаны в колдовстве. Они делают мне самые ядовитые инъекции в голову, пока я сплю...
– Мы сделаем тебе самую полезную инъекцию, и ты уснешь сном праведника, - сказал Воланд, помогая Квентину выбраться в коридор, а потом в его спальню.
Мы уложили корчившегося парня в постель и удерживали его. Тут же появилась сестра и вколола ему гипосульфит, пока мы держали его руку.
– Теперь я знаю, чем они тут занимаются, - выдохнул Квентин мне в лицо.
– Они пытаются узнать, на сколько частей можно раздробить мое тело, вот в чем смысл их проекта. Внушение во сне, я читал о таких вещах. Как только я засыпаю, они начинают свое дьявольское нашептывание. Женский голос со всякими там колдовскими смешиваниями. Они программируют мои сновидения. И будут делать это, пока я совсем не рехнусь. Они хотят знать, до какой степени программирования можно дойти. Вводят мне снотворное, и я раньше это подозревал, но как-то не брал в голову. Но сегодня меня осенило. Я просек их номер. Ее телефон уже был у меня. Не дожидаясь, что она даст мне его сама, я заполучил его. Я хотел пойти к ней и показать, какое сильное снотворное нам дают, но вырубился. А сегодня я получил их номер, всей группы, участвующей в проекте...
Его голос становился все тише и тише. Видимо, сестра дала ему действительно сильное средство.
– Они не могли транслировать тебе в ухо ни ее голос, ни еще чей-нибудь, - шепнул я Квентину.
– Пощупай, ни под подушкой, нигде нет такого прибора. Более того, я ведь видел, как ты засыпал, не было ничего похожего на такого рода приборы.
– Без толку его искать, - сонно сказал Квентин.
– Его где-то надежно спрятали. Где-нибудь в ножках кровати или в стене. Подушка пропитана ведьмиными ядами. Они проникают мне в голову, и мне против воли снятся сны. А они ждут, сколько же мне понадобится времени, чтобы свихнуться. Надо раз и навсегда положить конец этому, Гордон. Всему есть предел.