Девушка с девятью париками

ван дер Стап Софи

“Посмотри на эти чудесные снимки!” – восклицаю я в машине на пути в Амстердам. Роб и Сью завтракают, Роб и Пэм в автомобиле, Роб и Ума бродят по городу, Роб и Блонди ужинают. Твою мать. Так трудно все это отпустить.

Мы держимся, вот только держаться не за что.

Среда, 26 октября

– Это значит, ты можешь уехать в Гонконг навсегда?

– Понятия не имею, Софи, может случиться все что угодно. Но да, такая вероятность есть.

– Ты знаешь, как это далеко?

– Мы к этому привыкнем.

– Прости меня, но я не могу тебя отпустить. Просто не могу.

Сне едва сдерживает слезы. Она сидит рядом со мной, я в своем обычном положении – усталая и больная, застрявшая в кровати.

– Прости, Сне. Я знаю, что говорю ужасные вещи. Ты нашла своего мужчину. Ты должна поехать.

– Я просто не могу выносить мысль о том, что оставлю тебя. Особенно сейчас.

– А не мог бы Киран найти себе занятие здесь?

– Софи, я не уеду, если… ну, ты знаешь, – я знаю, что она имеет в виду, но ни одна из нас не может произнести это вслух.

Я крепко ее обнимаю.

– Это значит, ты едешь. Нет больше никаких “если”. Я поправлюсь.

Сне тихо плачет.

Воскресенье, 6 ноября

Я в Испании, навещаю Отто и Бебе. Бебе я вижу впервые и впервые за долгое время вижу Отто. Отто был врачом и, услышав, что я больна, пригласил меня в их дом в горах, где много полезного свежего воздуха. Это отдых далеко-далеко. И это именно то, что мне нужно.

Отто – старый друг моих родителей, который за то время, что они были знакомы, успел трижды жениться. Бог, как говорится, любит троицу. Пять лет назад они с Бебе эмигрировали в Испанию, в Андалусию. Проработав годы хирургом общей практики, затем пластическим хирургом, потом инженером-электриком, Отто понял, что городская жизнь ему осточертела.

Бебе тоже трижды была замужем, так что их брак благословлен небесами. В шестидесятые модель, а позже – медсестра в частной клинике Отто, она вела довольно интересную жизнь. Такую напряженную, на самом деле, что теперь наслаждается миром, который они с Отто нашли в Испании. Они живут уединенно. Ближайшая деревня находится в нескольких километрах, и она не слишком велика. Им нравится жить здесь из-за удаленности от остального мира, а мне нравится к ним приезжать. Один рынок, одно деревенское кафе и одна церквушка – сколько же в этом простоты. Виды кругом фантастические: глубоко внизу долина, сверху – горы, вдалеке – кусочек океана.

Здесь не существует времени. Мы встаем когда хотим, едим что хотим и что хотим планируем. А это не больше одной поездки в день на местный рынок или набега на соседнюю Гранаду. Я забываю, каково это – чувствовать, что время ускользает. Обычно, даже если я теряла счет дням, я была в курсе того, что происходило, поскольку отсчитывала пятьдесят четыре недели химии. Перечеркивая каждую неделю, я все чаще вспоминаю, каково это – быть счастливой сегодня.

Сейчас, когда заканчивается химиотерапия, я все больше боюсь того, что надвигается. Что я буду делать без химии? Что если мои опухоли вырастут еще больше? Я знаю, что не должна этого делать, но каждую ночь все равно обдумываю свои похороны. Я хочу мечтать о будущем, но не могу. Я боюсь. Я думаю о своем гробе и о том, что скажет папа и что наденет мама. Я думаю, что моя сестра сделает все, чтобы утешить родителей, и, занимаясь этим, забудет о самой себе. Я думаю об Аннабель, которая поцелует мой гроб. О Робе, которому хватило мужества любить больную раком женщину. Обо всех, кого я люблю и кто любит меня. О Марко, и об Оскаре, и обо всех тех, кто ушел до меня. Я хочу поговорить об этом, выкинуть из головы, но разговор о том, какой гроб больше подойдет под цвет моей кожи, не очень-то уместен за ужином.

По крайней мере, медицинский опыт Отто и Бебе помогает мне чувствовать себя здесь в безопасности. Мы обсуждаем мою историю болезни (которую я все еще подсовываю каждому встречному врачу), мой опыт общения с докторами, лекарства, которые мне прописывают, и пугающую статистику Они показывают мне, как проверять мочу на инфекции мочевого пузыря (еще один неожиданный побочный эффект лечения), писая в баночку, и рассказывают, какие витамины и добавки нужно принимать для решения этой проблемы.

Вторник, 8 ноября

С пылающими после прогулки щеками я падаю на кровать. Оскар и Лэнс лежат на тумбочке. Оскар, который умер, и Лэнс, который вновь сел на свой велосипед. Я думаю о Юре, вечно бегающем между ночным клубом и больницей – он интерн и клубный промоутер. Чем больше жертв рака я встречаю, тем чаще думаю о тех, кто справился, и тех, кто не смог. Я же правда не буду в числе тех, кто не справился? Смотрю на себя и удивляюсь, как невероятно то, что я могла стать тем, кто бродит по округе с редкой опухолью в теле. И как невероятно для меня было бы умереть из-за нее. Мои шансы заполучить этот рак были минимальны, но вот шансы выжить после него равны семидесяти процентам. Я не попаду в оставшиеся тридцать. Просто не попаду. Не самый серьезный аргумент, я знаю, но мне он кажется идеальным и логичным. А победить рак еще не значит закончить борьбу. Как говорит доктор Л., поначалу сложнее всего держать рак как можно дальше от себя. Так что, даже если я выживу, я все еще останусь в его тюрьме.

* * *

Я заправляю волосы Лидии за ухо, чтобы они не свисали прямо в тарелку с рыбой и овощами. Лидия – мое последнее приобретение. Ее мне сегодня вручила Бебе, сувенир из шестидесятых, тогда она носила парики. В этом андалузском пейзаже теплые каштановые волосы здорово мне идут.

Мы ужинаем в местной деревушке и разговариваем о врачах, медицине и моем раке, который разные медики диагностировали по-разному. Отто полагает, что в диагноз, возможно, закралась ошибка и что это спасло мне жизнь. Что меня могли бы “перелечить”, но и “недолечить” меня тоже могли, и в этом случае я была бы уже холодной, как дверная ручка. Он поясняет, что в моем теле так много неизвестных элементов, что между болезнью и здоровьем лежит серая зона. Ну что за поучительный разговор. Как приятно поболтать с врачами.

Среда, 9 ноября

Марко умер ровно год назад. Хотя мы не были знакомы, я думаю о нем, ложась спать. Это перекликается с моими собственными похоронными мыслями. Я приняла лекарство и еще больше витамина С, чтобы предотвратить цистит, который, как я чувствую, на подходе. Я сворачиваюсь клубочком под одеялами, пытаясь решить, хочу ли я дописать последнюю страницу своей книги. Тут же мои мысли переключаются на Марко и всех тех, кто столкнулся с болезнью в ранней молодости. Нас разделяют его смерть и моя жизнь, но в то же время его смерть и моя жизнь заставляют меня ощущать связь между нами. Когда мне страшно, я думаю о Марко и Оскаре. Я чувствую себя в безопасности оттого, что они там, куда я могу уйти. В каком-то смысле мы как три мушкетера. Оскар, который всегда был умнее своих медсестер, Марко, который опередил всех, кто остался после него, и я со своими париками.

Это почти хамство – писать о Марко, не будучи с ним знакомой. Еще более грубым кажется не писать, вообще забыть о нем. Я всегда про него помню. В моем кошельке его фотография, я ношу желтый браслет, который подарил мне его отец. Марко – часть моей жизни, и в каком-то смысле он живет ею. И если однажды я разделю его судьбу, то мои сегодняшние мысли о нем станут еще более важными. Для него и Оскара – для тех, кто умер слишком молодым. Завтра в деревенской церкви я поставлю свечку за Марко и Оскара. И за своих маму, папу и сестру, которым пришлось через столько всего пройти за прошедшие месяцы.