Девушка с голодными глазами

Царева Маша

– Да? – он взглянул на нее с большим интересом.

Вообще-то красавицей она не была. У нее была мальчишеская фигура, слишком бесполая даже по модельным критериям. Квадратные узкие плечи, полное отсутствие груди (Элен этого совершенно не стеснялась и даже будто бы подчеркивала), длинные мускулистые ноги, плоский мальчишеский зад.

И это лицо с крупноватыми чертами, и эта родная улыбка, и этот смех, ножом врезающийся в бедное сердце…

– Знаете что… – решился Антонио, – вы уже завтракали? Могу ли я пригласить вас на чашечку кофе?

Это было так неожиданно, так странно… Они были знакомы двадцать минут, а уже болтали как старые друзья. Элен было всего восемнадцать. Такая юная, свежая, веселая, как игривый щенок… И

похожая на Него, словно братишка (именно братишка, а не сестренка, ибо в Элен не было ничего женственного). Слово за слово – Антонио пригласил ее на ужин. А там… Расскажи ему кто еще вчера, он бы не поверил, поднял фантазера на смех. Голубизна сеньора Фарбоначчи была не модным штрихом, но врожденной особенностью. У него никогда не было женщины. Ему было всего четырнадцать, когда его соблазнил лучший друг отца, владелец алмазных рудников в Южной Африке. Антонио, замкнутый мрачноватый подросток, которого ровесники сторонились и считали букой, потому что он не интересовался девчонками, словно превратился в другого человека. Это была первая любовь – все лето он провел в Йоханнесбурге. Его родители ни о чем не догадывались, думали, Антонио заинтересовался бизнесом, радовались, что замкнутый необщительный сын наконец преодолел кризис переходного возраста и обзавелся друзьями. Когда отец узнал, был скандал. Своего первого мужчину Антонио больше никогда не видел – говорят, его убили в уличной драке подвыпившие темнокожие работяги все в том же Йоханнесбурге.

А для Антонио все встало на свои места. Он вдруг все про себя понял, перестал казаться себе самому чужаком. Понял, почему он не такой, как все, почему у него не замирает сердце, когда самая красивая девочка школы проходит мимо, понял, почему ему неинтересно разглядывать вместе с другими мальчишками порнографические журналы.

Элен стала его первой женщиной. Антонио поверить не мог, что это происходит с ним. Они выпили белого вина, он развеселился, захмелел, показал ей эскизы новой коллекции, подарил платье своего сочинения, алое, цыганское, очаровательное в своей нарочитой вульгарности, с изобилием воланов и кружев. Она ходила по обеденному залу походкой манекенщицы, старалась ему понравиться, надеялась, что ее возьмут в показ. Она была чертовски хороша, и Антонио казалось, что платье было специально создано именно для нее, пьяной, красивой, юной. Он подошел, чтобы поправить оборку на ее загорелом плече, Элен сама подалась вперед, и он сдался, поплыл, сошел с ума. От нее тонко пахло жасмином и мандаринами. Марио тоже питал слабость к женственным цитрусовым ароматам. Антонио гладил ее плечи, спину, руки, и ему все казалось, что это вернулся Марио. В последний момент он испугался – что же он делает, как же это возможно, у него не получится ничего… Но все получилось. И это было великолепно.

Утром Элен смотрела на него с вопросительной улыбкой. Она не знала, как ей следует вести себя дальше. Все-таки он был известным модельером, а она – так, никем, девчонкой из малообеспеченной семьи, перебивающейся на задворках модельного бизнеса и не имеющей денег, чтобы сделать приличное портфолио…

– Ну что, поехали на работу? – улыбнулся он.

– Куда? – удивилась Элен.

– И поторопитесь, новая звезда Дома моды «Фарбоначчи», – невозмутимо продолжил Антонио.

– Ты сошел с ума! – верещала Кьяра, креативный директор Дома моды. – Кого ты привел? На какой помойке ты ее откопал?! Она не может, не может стать лицом нашего нового аромата! Над нами будет смеяться весь мир!!

Кьяра работала на него с тех времен, когда Антонио был еще никому не известным портным, а его Дом моды занимал две пыльные комнатенки в огромном офисном здании. Она была рослой мужеподобной бабой с неровной красноватой кожей, картофелевидным крупным носом, маленькими близко посаженными глазами и массивной фигурой. У нее было потрясающее чутье на успех. Если бы не она, Антонио Фарбоначчи не состоялся бы. Кьяра относилась к нему

как к младшему брату и не боялась говорить правду в лицо.

– Она что, больна анорексией?

– Прекрати, Кьяра, – поморщился Антонио, – ничем она не больна. Она просто молоденькая и худенькая.

– Худенькая?! Да она похожа на скелет!! На тебя работают красивейшие женщины мира, Антонио. Все – и Клаудиа, и Наоми, и Жизель почтут за честь стать лицом Farbonacci Perfume! А ты хочешь какую-то безвестную уродину!

– Поверь мне, – устало отмахнулся он, – я не могу объяснить, но я чувствую… Когда я увидел Элен в моем платье… Я понял, что нам не хватало именно такой девушки.

– Да она даже на девушку не похожа, – фыркнула Кьяра, – если ее коротко подстричь, получится тринадцатилетний пацан!

Антонио прикрыл глаза и улыбнулся. Его ладони еще помнили гладкость ее кожи, его губы еще чувствовали вкус ее тела, в его ноздрях все еще стоял мандариновый запах ее волос. Мальчишка, сущий мальчишка… Тугой крепкий зад, длинные сильные ноги, широкие брови, узкая спина…

– Что с тобой? – проницательная Кьяра заметила, как изменилось его лицо. – Только не говори, что ты… О господи, Антонио… Ты же не…

– Это не имеет значения. Скажи всем, чтобы перестали подыскивать девушку. Первая примерка состоится завтра.

И он вышел из кабинета, а Кьяра изумленно смотрела ему вслед, качая непричесанной головой.

Все думали – он сошел с ума. Все думали – это безумие, фарс. Ну как можно снимать в рекламном ролике это чудовище? Это жалкое бесполое создание, у которой ни попы, ни груди? Элен держалась замкнуто, чувствуя общую неприязнь. Без улыбки смотрела в объектив, ни с кем не разговаривала. Антонио настоял, чтобы ее почти не гримировали. Ему не нравилось, как выглядит в гриме ее лицо. В глубине души он вообще не понимал, зачем женщинам косметика, если без тональной пудры лицо смотрится моложе и свежее, а ресницы без туши – нежнее и тоньше? Про помаду и говорить не стоит – как другие мужчины могут целовать накрашенные губы? Губы, от которых пахнет безликой парфюмерной отдушкой?

– Может быть, хотя бы румяна? – до последнего сопротивлялась визажистка. – И я бы посоветовала изменить форму бровей… Чтобы она выглядела более женственно.

– А мне не надо, чтобы она выглядела женственно! – рявкнул Антонио.

Как ни странно, результат всех удивил. Нельзя сказать, чтобы ненакрашенная серьезная Элен получилась на фотографиях красавицей… Но что-то в ней, безусловно, было. Она была похожа на инопланетянку. Огромные серьезные глаза цвета мутноватого изумруда, плотно сжатые губы, худые бледные колени подтянуты к несуществующей груди. В начале съемки на ней было то самое красное платье… Потом Антонио настоял, чтобы она разделась вовсе.

В тот же день, когда рекламные плакаты впервые увидели свет, Дом моды «Фарбоначчи» одолели журналисты. Всех интересовала личность модели, все хотели знать, кто эта необычная девушка, и девушка ли она вообще. В следующем месяце фотографии Элен появились на обложках сразу трех журналов. О ней заговорили, ею заинтересовались ведущие модельные агентства. Ее история грозила попасть в Книгу рекордов Гиннесса как самый головокружительный карьерный взлет. Всего за три месяца модельной работы она дослужилась до таких гонораров, о которых прочие и мечтать не могли. Сначала ее называли новой Твигги, потом имя Элен Валуа стало нарицательным. Все говорили о новой эпохе в модельном бизнесе – на смену роскошным женственным красоткам Клаудии Шиффер и Синди Кроуфорд пришли модели нового поколения, бесплотные, бесполые, похожие на тени. Конечно, некоторые «желтые» журналисты злословили – мол, она не женщина, а мечта педофила. Антонио Фарбоначчи, мол, известный гей и даже собирался бракосочетаться с мужиком, что с него взять. Разве такому может понравиться нормальная женщина? Никто не обращал на глумливые статейки внимания, потому что Элен Валуа стала звездой, а победителей не судят.