Девушка с нижнего этажа
Шрифт:
Старина Джин, нахохлившись, словно птица, сидит у большой деревянной катушки, которую мы используем в качестве стола. Он вернулся домой раньше обычного. С подслушиванием придется повременить. Да и сейчас семейство Белл, наверное, ужинает на кухне, расслышать их разговоры можно только тогда, когда они собираются в типографии.
– Добрый вечер, отец.
Темные штаны и рубашка, первоначальный цвет которых уже и не вспомнить, в последнее время висят на Старине Джине мешком. Он выводит ровные китайские иероглифы, которые мне предстоит переписать. С тех пор как дядюшки уехали, мы говорим по-английски, но Старина Джин хочет,
Старина Джин приподнимает редкие брови. Хотя в подвале мы разговариваем едва слышно, он понимает, что я рассержена. Теперь мне становится вдвойне досадно, ведь я не могу рассказать о постигшей меня несправедливости подобающим тоном. Замочив рукава, я чересчур рьяно намываю руки и лицо водой из ведра. Затем, упираясь коленями в стол, сажусь на перевернутый цветочный горшок, который служит мне стулом.
Старина Джин выложил на тарелку ломтик ветчины, кусочек сыра, кунжутную булочку и поставил рядом мисочку с персиковым джемом. Ноэми – жена Робби и кухарка Пэйнов – всегда дает Старине Джину еды с собой. Мы едим только простые блюда, которые не источают подозрительных ароматов.
– Лучше поберечь гнев до завтра, хм?
Я вздыхаю. Старина Джин знает, на какие клапаны нужно нажать, чтобы помочь мне выпустить пар.
– Миссис Инглиш уволила меня.
Пока я рассказываю, как было дело, Старина Джин прихлебывает горячий ячменный отвар, вставляя в паузы свое мелодичное хм, благодаря которому я говорю чуть медленнее и не так возмущенно. Это хм звучит так часто, что я уже не обращаю на него внимания. Наверное, Старина Джин приобрел эту привычку, проводя много времени с лошадями. «Хм?» – его способ показать, что ему важно мнение кобыл и жеребцов.
– Теперь мне прямая дорога на хлопкопрядильные фабрики, – бормочу я. Туда берут всех, кто готов долгими часами сучить нитки и наматывать их на катушки. Но, конечно, на такой работе можно остаться без пальца или, того хуже, лишиться жизни, поэтому фабрики и называют «опасным производством».
Старина Джин, ужаснувшись, делает слишком резкий вдох и разражается приступом кашля, а я начинаю жалеть о сказанном. Мне кажется, что кто-то схватил Старину Джина за плечи и трясет его, пытаясь вытряхнуть из карманов мелочь. Думаю, во всем виновата сырость. Когда идут затяжные дожди, из угла Старины Джина доносится запах плесени.
Сделав два шага, я оказываюсь на «кухне» и беру чайник, стоящий на угольной печке. Дым из нее выходит в ту же трубу, что и дым из камина в типографии, поэтому мы топим только тогда, когда в камине горит огонь. На наше счастье, жена издателя, страдающая артритом, предпочитает тепло.
Я наливаю еще ячменного чая. Старина Джин кивает в знак благодарности; его вытянутое лицо покраснело и перекосилось. Седые волосы растрепались из-за судорог.
– Робби сказал, что какие-то из новых микстур хорошо помогают от кашля.
– Лучшая микстура – это время. – Старина Джин скользит взглядом по паре старых рабочих ботинок, стоящих у стены, – там мы прячем деньги. Мы всегда были бережливы, но в последнее время Старина Джин стал по-настоящему скуп. В прошлом месяце я потеряла четвертак – он провалился в дыру в кармане, – и Старина Джин не мог спать целую неделю. – Нужно копить на твое будущее.
– Наше будущее.
Старина
Старина Джин цедит чай, и его дыхание понемногу выравнивается.
– Да, на наше будущее. – Медленно вдохнув, Старина Джин отставляет чашку. – Как ты смотришь на то, чтобы снова устроиться к Пэйнам?
Я слишком громко фыркаю, но лицо Старины Джина остается невозмутимым.
– Ты серьезно?
Старина Джин кивает:
– Сможешь каждый день видеться с Ноэми.
– Это было бы чудесно, но…
– И сможешь кататься на Картофелине.
У меня в памяти всплывает образ нашей вороной кобылы. Старина Джин еле уговорил мистера Пэйна, чтобы тот не позволил старшему конюху Джеду Криксу застрелить Картофелину – еще жеребенка, – когда ее из-за хромоты отвергла мать. Мистер Пэйн сжалился, отдал Картофелину Старине Джину и даже разрешил ему за отдельную плату держать лошадь в поместье.
– Она уже совсем большая, – добавляет Старина Джин. – Очень умная, как и ты.
Если не брать в расчет чувство неловкости от возвращения туда, откуда тебя уволили, особняк Пэйнов – прекрасное место: его окружают великолепные пейзажи, там обильно кормят, да и хозяйка обычно очень добра, хоть и редко бывает дома. Конечно, Кэролайн, дочь миссис Пэйн, во многом отличается от матери, но ее отправили учиться в пансион.
Старина Джин вертит чашку, разглядывая ее содержимое.
Захочет ли миссис Пэйн снова меня нанять?
– Никто не станет класть в корзину тухлое яйцо, которое однажды уже выбросили.
Старина Джин переводит безмятежный взгляд на керосиновую лампу, висящую под потолком, и мне кажется, что он сперва додумывает какую-то свою мысль и только потом до его сознания долетают мои слова. Но через мгновение он произносит:
– Ты никогда не была тухлым яйцом.
Словно в подтверждение своих слов Старина Джин шумно принюхивается. Тут его тело снова начинает содрогаться, но он крепко сжимает челюсти, чтобы не выпустить кашель наружу. Старина Джин поднимается со своего табурета и ставит его на место. Кивнув мне вместо пожеланий доброй ночи, Старина Джин бредет к своей «обители».
Я наскоро навожу порядок и ухожу в свой угол: он распложен под типографией и отгорожен занавеской, на которой Старина Джин вышил лошадей. Когда дядюшки уехали, Старина Джин предложил мне перебраться туда, где он живет сейчас, в тихий закуток под домом, но мне нравится мой угол, застеленный ковриком, который я сплела из старой фланели. К тому же мне совсем не хотелось расставаться с переговорной трубой, ведь только с ее помощью я могу подслушивать разговоры семейства Белл.
Натянув ночную рубашку и толстые носки, я тянусь через возвышение, которое служит мне кроватью. Я достаю шерстяной кляп из отверстия, расположенного над подушкой: когда оно закрыто, звук с нашего конца переговорной трубы не может донестись до ушей Беллов.