Девушка с Рублевки
Шрифт:
– А сколько твоему? – удивилась я.
– Четыре года. И уже мужик.
«Наверное, тоже мать-одиночка», – думала я, разглядывая Татьяну. На вид – не меньше сорока лет. Коренастая, мужеподобная, некрасивое лицо с крупным носом и тяжелым подбородком. Хороши, пожалуй, только густые вьющиеся волосы, которые она стрижет так, чтобы они едва прикрывали уши. Ни грамма косметики, только на губах бледная перламутровая помада.
– Хочешь моих посмотреть? – словно прочла мои мысли Таня. И достала мобильник. – Вот смотри, это Димулька. А это Коля, муж.
Димулька был маминой копией: тот же тяжеловатый подбородок,
– Димулька у тебя первый ребенок?
– Да. Я ведь поздно замуж вышла. Думала, холостячкой буду жить. А тут с Колей как-то все завязалось, забеременела. Поженились. В тридцать восемь родила Димку. – Татьяна рассказывала историю своей любви так бесстрастно, словно выйти замуж – что кота завести.
– И как семейная жизнь после такого холостяцкого стажа? Не напрягает?
– Напрягает в чем-то, нам ведь всем троим нужно друг к другу приспосабливаться. Но у нас договор о взаимном уважении наших свобод.
– Танька, вот за что я тебя уважаю, так это за твою рассудительность и обстоятельность! – Ирина разлила по бокалам остатки вина. – А я со своим развелась, надоел. Не муж, а мебель какая-то. Ничего ему не надо, ни заработка хорошего, ни квартиры новой. Суета, говорит! Живем вчетвером в двух смежных комнатах – и ладно. Только и знает, что сидит медитирует.
– Толку-то от твоего развода, – сказала Татьяна. – Он так же и медитирует. Живете-то все равно вместе.
– Скоро разъедемся. Я квартиру беру по ипотеке, эту продам, ему комнату в коммуналке куплю. Будет ему у-вей, даосу равнодушному! Ладно, девчонки. У меня – тост. Давайте выпьем за наше женское счастье!
Мы выпили.
– Ой, Виктор, идите к нам! – почти сразу закричала Ирина и замахала рукой.
Я оглянулась. У колонны стоял Пенкин с тарелками и озирался, выбирая, куда присесть – свободных столиков поблизости не было. Наконец он решился и подошел к нам.
– Добрый вечер.
– Здравствуйте. А мы за наше женское счастье пьем, допили уже всю бутылку. Закажите себе такого же вина, вкусное! – Ирину, похоже, слегка развезло.
– Мне пива, – сказал Пенкин появившемуся официанту, и я, уже машинально, перевела этот заказ.
Да, похоже, за день лингвистических мучений я все-таки разворошила залежи своего английского. И, как оказалось, не зря меня учили в школе и институте – заговорила.
Официант принес бутылку пива. Пенкин сидел бирюком и жевал свое мясо. За столом повисла пауза, которую нарушила Ирина:
– Виктор, мы тут про женское счастье говорили и установили критерии: здоровые дети, муж-добытчик и отсутствие домостроя. Что вы, как мужчина, на это скажете?
– Нормальные критерии, – согласился Пенкин, взглянул на меня и отвел глаза. – Как говорится, мужчина добывает мамонта, женщина его готовит.
– Кого? – не удержалась я. – Мужчину или мамонта?
– Обоих, – хмыкнула Татьяна. – Сначала мужика, чтобы смог на охоту пойти, потом мамонта, чтобы смог мужика накормить.
– Ой, ребята, вы здесь! Я сейчас к вам вернусь! – Аленка, бросила сумочку на свободный стул и исчезла.
– Она же в ресторан собиралась? – удивилась я. – Не срослось, что ли?
Мы немного погадали, что не так со свиданием подруги, и тут она появилась с тарелкой десертов.
– Ален, тебя этот твой Саид не покормил, что ли? – спросила я. – Как в ресторан съездили?
– Какой «съездили»! Знаешь, где ресторан? Вон за стенкой комнатки. Это их рестораны. Хочешь тебе – мексиканский, хочешь – итальянский. Мы пошли, как дураки, в рыбный, я наелась какой-то дряни. А потом он мне – бонжур-оревуар, и свалил. Дела у него!
Она фыркнула и принялась за пирожные. Увы, романтическое свидание не состоялось.
– Да ладно тебе, не расстраивайся, – коснулась ее руки Ирина. – Здесь тоже хорошо можно развлечься. Я смотрела программу – сначала шоу-варьете, потом дансинг, потом дискотека.
– Ладно, – мрачно согласилась Аленка, – будет вам варьете. Вина закажем?
Обещанное шоу-варьете оказалось концертом, подготовленным силами местных аниматоров. Давали его в конференц-зале, пристроенном к основному зданию отеля. Идти туда надо было через улицу, уже совсем «ночную» – темнело здесь часов в шесть вечера по-нашему. Тьма была по-южному абсолютной, и казалось, стоит только сойти с дорожки, отмеченной огоньками невысоких фонарей, стоит только потерять из виду вывеску конференц-зала – так и будешь бродить по громадной территории, натыкаясь на кусты и пальмы. Мы, держась вместе, благополучно добрались до места и почти не опоздали. Действо на небольшой сцене с ширмами-кулисами только начиналось. Зал был забит почти полностью, и нам пришлось рассыпаться, отыскивая себе места. Девчонки нашли три кресла ближе к сцене, а я с шефом застряла в задних рядах.
На сцене под звуки «самбы» метались три пары. Парни в блестящих штанах и манишках на голое тело, девушки в шлемах с перьями и купальниках, открывавших бедра и спины. Пять человек танцевали слаженно, а шестая, самая тоненькая и невысокая девушка, танцевала как-то напряженно, «в полноги», то и дело поглядывая на остальных. Но танец понравился, зрители шумели и аплодировали.
– Тоже мне, шоу! Самодеятельность дворовая! – фыркнул шеф.
Следующими на сцену вышли европеец и африканец. Они сели на стулья, развернули газеты и под музыку стали изображать, как они их читают, потом меняются газетами, потом – местами. Движения танцоров были нарочито прерывистыми, будто они – заводные манекены. А потом «манекены» отшвырнули стулья и выдали такой брейк-данс, что публика взвыла от восторга и зашлась в овациях.
– Да, эти чуть получше. – Пенкин смотрел на танцоров, брезгливо оттопырив губу. – Но не «Мулен Руж».
– А вы бывали в «Мулен Руж»? – удивилась я: тоже мне, эксперт.
– Бывал. Я много где бывал и такое видел, что эта самодеятельность для отеля пять звезд «ультра» – просто позор.
– Да ладно вам, Виктор Алексеевич, стараются ведь ребята, – заступилась я.
– Оно и видно, как стараются. А настоящий профессионал танцует так, что зрители забывают, где они и что с ними.
Теперь на сцене был парень, наряженный в жуткую тетку: зеленое платье с блестками, черный парик, гротескный макияж. Парень под фонограмму открывал рот и тряс накладным бюстом. Клоунада отдавала пошлостью. Или это я прониклась настроением шефа? Вот ведь, испортил впечатление от концерта. Впрочем, следующим номером был лирический дуэт, ребята порхали по сцене, почти как в балете, и я опять загляделась.