Девушка с серебряной кровью
Шрифт:
– А кто же тогда? – Семен огляделся, словно пытаясь найти в мастерской кого-то еще.
– Вы. Зря вы, что ли, здесь дневали и ночевали? Вы мастер, а я так… подмастерье.
Еремин моргнул, взъерошил волосы, на Федора посмотрел с недоверием:
– Мне, парень, чужая слава без надобности.
– Так и мне она без надобности. – Федор пожал плечами. – Да и за ремонт Кутасов бы не с меня, а с вас спросил. С меня-то какой спрос?
Еремин долго молчал, смотрел на Федора хмуро.
– Что хочешь взамен? – спросил наконец.
– Работу, – ответил он, не задумываясь. – Чтобы
– А зачем тебе такая работа?
– Для интереса. Я люблю, чтобы было интересно. Люблю решать задачки.
– Задачки… Значит, точно в дядьку пошел. Тому тоже все задачки подавай. Расскажешь, что с монстрой было не так?
Федор и рассказал, и показал. Семен был неглупым мужиком, все ловил на лету и вопросы задавал дельные. Было видно, ему бы чуть больше времени, и с монстрой он бы сам разобрался. Когда мастер поглядывал на Федора, во взгляде его проскальзывало удивление и одобрение и еще немного недоверия. Наверное, боялся, что Федор передумает, не захочет отдавать славу. А потом уже днем, когда Кутасов собственной персоной пришел удостовериться, что паровой двигатель работает, даже проявил благородство, представил Федора как своего помощника, назвал очень толковым пареньком.
– Толковый, говоришь?
Кутасов разглядывал Федора неспешно, с ног до головы. Промышленник оказался невысокого роста, но не тщедушный. В его жилистых загорелых руках чувствовалась сила, а во взгляде серых глаз – ум и хватка. В нем не было ничего от сытости и вальяжности конторского служащего Гришки Епифанцева, даже одежда на нем была самой обыкновенной. Доведись Федору встретить его на заводе, никогда бы не признал единовластного хозяина здешних земель.
– А чей такой будет? Откуда взялся? Что-то я его не припоминаю.
– Это Федор Леднев, Евдокии Смирновой племянник, – по-военному четко отрапортовал Семен. – Из Перми к нам.
– А что ж тебе в городе не сиделось? – Взгляд Кутасова сделался еще более цепким. Федору вдруг показалось, что невидимая рука взяла его за горло и сжала.
– Скучно, Савва Сидорович.
– Врешь, – Кутасов покачал головой. – Это у нас тут в глуши скучно, а у них там в городе самое веселье. Признавайся, что натворил?
Вот и пришел конец его новой жизни. Невидимая рука сжала шею чуть сильнее. Ответить Федор ничего не успел, вместо него заговорил Семен.
– Так оболдуй он, Савва Сидорович. – Семен бросил на подмастерье строгий взгляд. – Евдокия сказала, подрался. Вступился за какую-то барышню, начистил морды двум охайникам. А охайники оказались со связями, сынки заводского начальства.
Федор слушал Семена, затаив дыхание. Это же надо, какая бурная, оказывается, у него была жизнь! Куда там каторге.
– И что начальство? – усмехнулся Кутасов.
– Так там начальство-то не наше, – Семен заискивающе улыбнулся. – Шушера мелкая. Сначала с завода выжили парня, а потом вечером в темной подворотне огрели трубой по башке и уже беспамятного отделали так, что мать родная не сразу узнала.
– Значит, ты у нас сеньор Дон Кихот, – усмехнулся Кутасов. – За честь прекрасной дамы вступился, злодеев не убоялся.
Федор
– А прекрасная дама хоть хороша была? Стоило за нее жизнью и физией рисковать?
– Не помню, Савва Сидорович. – Федор наконец вспомнил напутствия Евдокии. – У меня после той подворотни память немного того… Не все помню из того, что было.
– Обидно. Пострадать за честь прекрасной дамы и даже не иметь возможности в утешение вспомнить ее светлый лик. – Кутасов говорил очень серьезно, но каким-то особым чувством Федор понимал – он иронизирует. И невидимая рука исчезла, отпустила на волю.
– А маменька его, знамо дело, за сынка испугалась. Вот и отправила к тетке в Чернокаменск от греха подальше, – закончил Семен. – Но парень он башковитый. Это я вам, Савва Сидорович, точно говорю. Разве ж допустил бы я до техники, – он указал на английскую монстру, – какого-то неумеху?
– Где учился? – спросил Кутасов.
– В техническом училище.
– Значит, образование какое-никакое имеется. Что ж ты, Семен, его в подмастерьях держишь? Нехорошо это, друг мой ситный.
– Исправлюсь, Савва Сидорович! Теперь вот вижу, что можно его к серьезному делу допускать.
– А у меня и дело подходящее есть. – Ни на Федора, ни на Семена Кутасов больше не смотрел, обращался к управляющему, с которым пришел в мастерскую. – Август снова коленцы мне выкидывает. Для часовой башни, что он соорудил, выписал я из Германии механизм. И что ты думаешь, Егор Иванович? Механизм прибыл поломанный. Вот тебе и хваленое немецкое качество! С немчурой я, ясное дело, разберусь, душу из них вытрясу, если потребуется. Но у него, видите ли, все продумано и просчитано, и еще полгода ждать он не намерен, потому как натура у него тонкая и ранимая. Через полгода ему часовая башня станет неинтересна. Неинтересна! Ты слыхал такое, Егор Иванович?! Можно подумать, я башню для него строю, для его дурацких капризов!
– Правда ваша, Савва Сидорович, распустился Август. – Управляющий согласно покивал головой. – Забыл, где его место. А если взять да и напомнить?
– Обидится шельмец. – Кутасов усмехнулся, и стало очевидно, что ситуация со строптивым архитектором его не злит, а забавляет. – Еще чего доброго чертежи, наброски свои гениальные пожгет, как в прошлом году. А потом еще и в запой уйдет с горя. Так что, Егор Иванович, надо с ним как-то по-другому. – Он перевел взгляд на Семена, спросил: – А что, если нам немецкий механизм попробовать своими русскими силами починить? С паровым двигателем ты вон как ловко справился.
– Попробовать-то оно, конечно, можно, – сказал Семен. Вот только в голосе его не слышалось ни особой радости, ни особого служебного рвения. – Но часы… Это, знамо дело, тоже механизм, вот только механизм особенный.
– А ты попробуй. За спрос ведь не бьют. – Кутасов многозначительно помолчал и добавил: – А если и бьют, то не до смерти.
И на сей раз Федор не понял, шутит хозяин или говорит серьезно.
– Ученика с собой возьми. Григорий говорит, Евдокия хвалилась, что племянник ее в часах разбирается. Ну так разбираешься?