Девушка в белом
Шрифт:
А Текла сказала — я ведь недалеко, папочка и мамочка, окончу университет и навсегда вернусь к вам.
Что-то кольнуло тебя в сердце, не в первый раз ты испытывал это. И ты спросил у жены: что делать?
— Это моя дочь, — сквозь слезы сказала она. — Только я знаю, какое у нее нежное и любящее сердце.
Она не дождалась их. Дети съехались оплакивать любимую мать.
— Но как устраивать поминки в таком доме?
— Надо было построить новый, — сказал Григорий.
— Да. Конечно... — покачав головой, сказал Симон.
— Теперь будем строить мы, — заступилась за отца Текла. — Ведь он все отдал для нас.
На похоронах играла музыка. Устроили пышные поминки. Съехалось много людей. И откуда только?.. Сколько машин! Так и сыпались громкие, красивые слова, а на второй день все разъехались по домам.
— Ну, крепись, старик, — ударив отца по плечу, сказал Григорий.
— Да... конечно... — похлопал его по плечу и Симон.
— Отец, я сдам экзамены и сейчас же приеду. А сейчас прощай, спешу, — обнимая тебя, сказала дочь.
И ты остался один в своем старом пустом доме, перед портретом жены. Остался наедине со своей болью, совсем один... За один месяц сломила тебя тоска, и ты поник.
Потом ты получил письмо от дочери:
«Папочка, я очень переутомилась, еду в Крым отдыхать. Мой дорогой папочка, я очень скоро навещу тебя, не тоскуй».
За ним последовало другое:
«Папочка, поздравь меня: я вышла замуж. Мой муж Севастий — ученый. Хороший друг Григория. Если бы ты знал, как я счастлива! Скоро навестим тебя вместе. Смотри, будь молодцом!»
В конце лета, когда зачастили дожди и на земляном полу твоего дома проступила сырость, у калитки загудела машина. Из нее выпорхнула твоя дочь.
— Папочка, дорогой папочка, — говорила она, плача и смеясь.
Наполнились слезами и твои глаза, в последнее время они у тебя часто слезились.
Севастий протянул тебе обе руки и ни за что не хотел пройти в двери первым. Текла вбежала в дом и, остановившись перед портретом матери, заплакала.
За ней вошел Севастий, огляделся. Жена подвела его к портрету. Севастий прослезился.
Вскоре они сказали, что у них взяты билеты на вечерний поезд, и боясь, как бы не опоздать, уехали к родным Севастия.
И ты опять остался один, мой Беко, со своей тоской и горем, совсем один.
А на дворе льет дождь, будь он проклят.
Когда же конец этой непогоде!
Дождь. Стемнело. И огонь в очаге почти погас.
Может быть, зажечь коптилку?
Коптилка... Она проржавела насквозь, ее уже и мылом не замазать.
Да, ведь ты сегодня был в сельпо, хотел купить новую коптилку.
— Ты что, мой Беко, да разве сейчас достанешь коптилку? — засмеялся продавец. — Ты проведи себе электричество.
— Не надо мне электричества. Внуки, что ли, читать будут?
Ты хотел вернуться домой, но продавец остановил тебя. Он предложил керосиновый фонарь.
Зажги, Беко, хотя бы этот фонарь, а то ведь уже совсем темно, и переверни кукурузную лепешку, а то обгорит. Забыл, что давно положил ее на угли.
Тлеет огонь. Дымят серые поленья, горят они плохо, но огня хватит, чтобы спечь лепешку.
Где-то у тебя было немного сыру.
Ешь, Беко, ешь
Поужинал? Приспусти фитиль, повесь фонарь вот здесь, на крюк. Повесь и ложись.
Огонь в очаге погас. Опять свистит ветер, опять идет дождь.
Ложись, Беко.
Лег?
Закрой глаза, может, заснешь. Не хочешь закрывать?
А на что ты хочешь смотреть? На свет? На свет фонаря?
Фонарь качается, Беко. Может, он качнулся, когда ты повесил его, или ветер раскачивает?
Дует ветер и раскачивает фонарь.
На дворе сыро. Грязь по колено. Холодно.
А это кто, Беко?
Видишь?!
Раскачивается фонарь, освещает обнаженные до колен ноги. Знакомое платье, косы до пояса, вот, покачиваясь, идет она, идет в этот ветер и ливень.
В одной руке фонарь, в другой — корзина. Вот девушка приподняла платье и вошла в воду. Пенистые струи обняли ее крепкие ноги.
Она идет, идет...
И ты слышишь:
— Отец, открой, отец!
Ты не отзываешься и ничего не говоришь.
— Отец.
— И где тебя носит в такую погоду, чертова девка.
Ты злишься, что-то бормочешь.
— Полуночница. Где ты шаталась, колдунья.
— Отец, ужин готов.
— Ужин, а на что мне он?
Ты показываешь на изголовье: вот здесь.
От мамалыги поднимается горячий пар. И ямки, где лежали куски сыра, наполнились молоком.
— Ох, нечистая сила!
Дует ветер и раскачивает фонарь.
Качается, качается фонарь и светит.
На дворе дождь.
Дождь…