Девушка в золотом
Шрифт:
Глава 2
Милиса ощутила себя плавающей в удивительно тёплой, нежной и непонятной среде. Глаза почему-то не давали никакой информации. Они были закрыты, и открыть их она, как ни пыталась, не могла. Не могла она и выпрямить ноги и руки, которые были прижаты к телу. При попытке вытянуть их они постоянно упирались во что-то мягкое и эластичное. Несмотря на неудобное положение тела, Милиса чувствовала себя чрезвычайно комфортно и защищённо. Более того, она была готова поклясться, что ещё никогда в жизни ей не было так хорошо. Она помнила, как объятия матери или бабушки смягчали ей боль от ушибов или обид. Тогда она тоже чувствовала себя в безопасности.
– Привет, мой малыш. Как ты там? – услышала вдруг Милиса ласковый женский голос и тут же почувствовала, как кто-то осторожно поглаживает её правую ногу. – О мой Митра, какая маленькая ноженька у моего сына, – услышала вновь Милиса.
Ей захотелось прокричать, что она не мальчик, а девочка. И ей захотелось узнать, кому принадлежит этот чудный ласковый голос. Милиса начала движения, сначала медленные, а потом более активные. Яркий, резкий свет внезапно ударил по глазам, ей стало больно, и она закричала.
– Поздравляю, госпожа, у вас девочка, – услышала Милиса официально-подобострастный голос, обращённый к женщине, которой передавали её, укутанную в ярко-белую материю.
– Как девочка? – взволнованно выкрикнула женщина. – Мы ожидали сына, – грозно воскликнула она, отталкивая завёрнутую в простыни Милису. – Из-за тебя я не стану царицей! – зло бросила слова женщина в маленькое сморщенное лицо Милисы.
– Не пугайте ребёнка, госпожа, – взмолилась повитуха, укачивая орущую девочку. – Она ведь всё чувствует. Посмотрите, какие умные глазки, а волосики! Они блестят, как золото, – восхитилась повитуха.
– Убери её с моих глаз! Мне нужен сын! – кричала новоиспечённая мать. – Я так ждала его! Не её – его, моего мальчика, мою надежду, мою гордость! – громко всхлипывая, тараторила она. – Кто я теперь? Никто.
Крик женщины перешёл в истерику. Лицо её побагровело. Она выхватила из рук повитухи маленький свёрток с живым комочком человеческой плоти и с остервенением бросила его на пол шатра.
Милиса испугалась. Острая боль пронзила её крохотное тельце, она заплакала громко и пронзительно. Вдруг чьи-то сильные руки нежно обняли её, и красивое мужское лицо склонилось над ней.
– Она похожа на мою мать, – восторженно произнёс мужчина и осторожно поцеловал Милису в маленький лобик. – Спи, моя доченька. Спи, моя Кунке, моё солнышко.
Милиса собралась было прокричать, что она не Кунке, что она не его солнышко, но в глубоких синих глазах было столько любви и нежности, что она успокоилась, перестала плакать, хоть правое бедро её очень ныло, и заснула.
– А ты будешь возвращена своим родителям, – грозно резанул мужчина новоиспечённой матери.
– Спаргап, в чём я виновата? – испуганно произнесла женщина. – Ведь ребёнка даёт Митра. Ему лучше знать, кого нам подарить: девочку или мальчика, – укоризненно закончила она.
– Ты, оказывается, глупа, – холодно бросил он ей. – Да к тому же жестока. Вопрос не в том, кого подарил нам Митра, а в том, как ты поступила с его подарком, – жёстко ответил Спаргап. – Ты не заслуживаешь великого имени матери принцессы. Собирайся, сегодня же тебя увезут к твоим родителям.
Он быстро повернулся и вышел из шатра.
– Разнесите весть о том, что у меня родилась дочь, принцесса Кунке, – радостно отдал приказ царь слуге, ожидающему его у выхода. – А тебе, Магрипа, следует найти кормилицу для моей
– Сделаю. Всё выполню, господин, – быстро ответила Магрипа с довольной улыбкой.
Шатёр для принцессы Кунке был поставлен рядом с царским шатром. Спаргап подолгу играл с дочкой, брал её на руки, нежно, боясь причинить боль, прижимал к своей могучей груди. В это время его лицо преображалось. Обычно суровое и напряжённое, оно разглаживалось, светлело, молодело и озарялось счастливой улыбкой. Он подолгу смотрел в лицо Кунке, каждый раз поражаясь тому, как сильно она была похожа на его мать. Ему так не хватает её советов! Он часто садился на ковёр, в центре которого была выткана ойкумена, брал девочку на руки и рассказывал ей о своей жизни, о матери, об отце, о своём детстве. Рассказывать сказки Спаргап не был мастером. Да и зачем они дочери, если она должна с первых дней своих познавать, что такое реальная жизнь, учиться этой жизни. А кто, как не он, её отец, может дать ей эти знания? Он верил, что Кунке ниспослана ему свыше. Иначе и быть не могло: она была полной копией его рано ушедшей матери, даже волосы, отливающие золотом, были такими же, как у неё.
Маленькая принцесса росла в любви и почитании. Первое время Милиса пыталась руководить Кунке. Она приказывала той не кричать, дабы не расстраивать отца, к которому чувствовала невероятное притяжение. В результате Спаргапа умиляло, что дочь, неистово плакавшая до его прихода, сразу же прекращала рёв, как только оказывалась на его руках. Он искренне верил в тесную духовную связь между ними. Всматриваясь в лицо дочери, царь всегда удивлялся, как быстро меняется его выражение: детско-младенческое уступало место совершенно взрослому, затем возвращалось обратно.
– Я уверен, что Кунке – это новое воплощение моей матери, – с трепетом говорил он своему лучшему другу, великому воину Мермеру.
– Да, мой господин, дочь твоя является копией твоей матери. Я научу её всем премудростям воина. Она будет достойна и тебя, и твоей матушки.
Прошло семь месяцев после рождения Кунке. На удивление всем, она встала на ножки и, минуя этап ползания, пошла, осторожно вымеряя каждый свой шаг. Это случилось неожиданно. Спаргап каждое утро приходил в шатёр к дочери. Он любил эти моменты. Кунке обычно ещё спала, корча разные рожицы: улыбалась, морщила нос, всхлипывала, водила глазками под закрытыми веками. Спаргап очень хотел бы знать, что же снилось его принцессе. Однажды утром, когда, по заведённому правилу, он пришёл в шатёр Кунке, был поражён увиденным. Его семимесячная доченька осторожно встала на ножки и пошла – сначала медленно, шатаясь, потом всё увереннее и смелее. Милиса диктовала ей, куда надо направлять свои стопы, как держать спинку. Лицо Кунке выражало сосредоточенность и внимательность, поражая отца и кормилицу серьёзностью совершенно взрослого человека. Иногда это пугало Спаргапа, но одновременно и умиляло.
– Скажи, Мермер, у тебя вот два сына и дочь, – обратился однажды Спаргап к своему другу. – Как они себя вели в возрасте моей Кунке?
– Ну ты и спросил! – удивился Мермер. – Я же практически их не видел. Всё время в походах был. Это сейчас у нас передышка и мы можем насладиться общением с нашими семьями, дать нужные уроки нашим детям. А что тебя волнует?
– Да не знаю, друг, – немного помолчав, ответил царь. – Вот думаю, что, если Кунке будет развиваться такими темпами, её скоро можно будет сажать на коня, – улыбнувшись, закончил Спаргап.