Девушка в золотом
Шрифт:
Внезапно совсем рядом раздался вой волка. Этот вой был глухим, тихим и прерывистым, похожим больше на рыдание, чем на сигнал к действию. Спаргап оглянулся. В его глазах, полных страдания, появился страх. Метрах в двадцати от него лежал старый седой волк, который с трудом удерживал голову с приоткрытой пастью, издающей жалобный вой.
Спаргап узнал его. Это был вожак стаи, спасший их от растерзания молодыми волками – членами этой стаи. Спаргап застыл на месте, наблюдая за волком, вой которого становился всё тише и тише. Царевич стал внимательно всматриваться в хищника, ожидая, когда тот замолкнет и уйдёт. Но нервное напряжение и усталость сделали своё дело. Мальчик опустил голову, закрыл глаза
Когда он очнулся, была глубокая ночь. Глаза Спаргапа, слепые после пробуждения, постепенно стали привыкать к темноте, и вскоре они могли различить траву, примятую его телом, лёгкое колыхание фиолетового кермека, рыжего эремуруса, белого качима и других степных растений, запах которых так будоражил его нос. Спаргап посмотрел в ту сторону, где лежал волк. Лунный свет вкупе со звёздным очертил недвижное волчье тело. Спаргап осторожно подполз к нему. В метре он остановился и замер.
Хищник лежал на брюхе с распростёртыми лапами, на которых покоилась бессильная голова. Глаза, большие жёлтые глаза были подёрнуты пеленой смерти. Спаргап в изумлении встал на колени перед волком и осторожно, всё ещё боясь, начал внимательно осматривать его. Старое тело некогда сильного, могучего вожака стаи было истерзано, покусано во многих местах, окровавлено, как будто его владелец имел недавно великое сражение с себе подобными.
Страшная догадка пронзила мозг Спаргапа: «А ведь волк этот пострадал из-за нас! Молодые, сильные волки не смогли простить его». Он смотрел на старого, растерзанного своими сородичами хищника, и чувство благодарности стало проникать в его сердце. Спаргап вспомнил рассказы отца о своих играх с этим тогда маленьким волчонком, который стал для Арлана лучшим другом. Вспомнил, с какой теплотой и нежностью звучал тогда отцовский голос. Рука Спаргапа потянулась к оскаленной морде волка и бережно закрыла ему глаза. Потом он осторожно с усилием поднял израненное мёртвое волчье тело и понёс его туда, откуда прибежал накануне.
Шёл он медленно. Тело волка оказалось тяжёлым для него. Пришлось несколько раз останавливаться для отдыха.
На востоке светлело. К могиле отца Спаргап подошёл, когда первые лучи солнца осветили вечное пристанище Арлана.
– Отец, я принёс тебе друга, – дрожащим голосом тихо произнёс Спаргап. – Вы будете вместе, как когда-то в детстве.
Он стал ожесточенно рыть яму для старого волка рядом с могилой отца. Вскоре царевич перестал чувствовать пальцы рук. Но свою работу Спаргап не останавливал. Он рыл и рыл яму, орошая землю слезами, которые стекали по его грязному лицу. Наконец Спаргап решил, что яма достаточно глубока. Он бережно положил в неё тело старого и преданного друга отца, постоял немного и энергично стал закапывать яму.
К своему шатру Спаргап вернулся, когда солнце собиралось прощаться с землёй до следующего дня. Он был настолько уставшим, что рухнул на пол шатра, как только переступил его порог. Адель приказала осторожно поднять сына и перенести на постель. Оставшись с ним наедине, она долго гладила его по взъерошенным волосам, выбирая остатки травы. Глаза её были полны слёз. Царица не пошла к себе в шатёр, а приказала постелить в шатре сына. «Он должен знать, что не один на этом свете, что мы вместе. Я должна стать ему опорой в жизни. Для него я теперь в двух лицах: нежная и заботливая мать и твёрдый и справедливый отец». С этими мыслями Адель незаметно уснула.
Проснулась она рано. На улице было темно. Птицы ещё не начинали своё призывное пение. Спаргап спал. Его дыхание было мерным и спокойным. Адель с нежностью смотрела на сына. Что-то неуловимое изменилось в нём. Что? Она увидела еле заметные складки в уголках рта – складки упрямства
Спаргап открыл глаза, и они поразили мать. Глаза больше не светились детской беспечностью. Боль и печаль поселились в них, исчезли восторженные искорки, вместо них появилась тёмная безрадостная синева, характерная для тех, кто много испытал, много передумал.
Сердце Адель сжалось. Она обняла Спаргапа и зашептала:
– Ничего, сынок. Боль уйдёт. Нам надо жить так, чтобы отец, который всё время будет наблюдать за тобой и помогать тебе, был доволен твоими поступками. Всё будет хорошо. Пройдёт время, и твоё лицо вновь озарится улыбкой.
Полог шатра зашевелился, потом откинулся, и на его пороге появился жрец.
– Приветствую тебя, Адель. Завтра совет старейшин будет выбирать нового царя, – с порога произнёс он, глядя на постаревшую Адель. – Сегодня ко мне приходили старейшины. Они просили поговорить с тобой. – Голос жреца был холодно-вежливым.
– О чём поговорить? – быстро вопросом на вопрос ответила Адель. – Я на совет не приглашена.
– Да, это так, – подтвердил жрец. – На совете присутствуют только его члены, – медленно продолжил он, тщательно подбирая слова. – Все знают твой решительный характер и острый ум. Известно, что Арлан по всем вопросам правления советовался с тобой.
– Ты хочешь сказать, что старейшины намерены предложить мне быть правительницей? – перебила жреца Адель. – Но в нашем племени ещё никогда не правила женщина. – В её голосе сквозило удивление и сомнение.
– Старейшины и я приглашаем тебя на завтрашний совет. Будет решаться судьба твоя, Спаргапа и всего нашего племени, – быстро отчеканил жрец и незамедлительно вышел из шатра, оставив Адель в полном недоумении.
Весь день до позднего вечера она находилась в полной прострации, сил ни физических, ни психических не было. Она была похожа на красивое сильное дерево, из которого вытянули все соки: оно ещё стоит, радует своей статностью, но при внимательном рассмотрении видны трещинки, через которые истекает живительная влага. Все движения Адель были хаотичными, лишёнными всякой логики. Она то просто стояла без движения с устремлёнными в никуда глазами, то срывалась с места и бежала, широко раскинув руки, навстречу весеннему, ещё холодному ветру, бежала в степь, подальше от глаз людских. Спаргап пытался следовать за матерью. Он боялся, что она может сделать что-нибудь с собой. Но Адель показывала ему знаками: не приближайся ко мне. Она боялась, что разрыдается. Сын не должен видеть её слабость. Никто не должен видеть её слабость.
В свой шатёр Адель вернулась глубокой ночью. Служанка с удивлением и страхом смотрела на свою госпожу. Волосы её были взлохмачены ветром, платье и накидка в колючках и измазаны травой и землёй, глаза были потухшими и почти бесцветными, вычищенными слезами горечи утраты. Она прошла мимо служанки и повалилась на мягкую постель, ещё хранившую тепло Арлана. Адель обнимала набитые соломой подушки, вдыхала, пытаясь запомнить, этот сладкий запах любви, которую они испытывали друг к другу.
Она вспомнила их первую встречу. Как давно это было! Спаргапу уже двенадцать. Адель помнила каждый день, каждый миг, проведённый с Арланом. Они встретились случайно. Ей тогда было пятнадцать, а ему семнадцать. В памяти Адель навсегда остался тот миг, когда её глаза встретились с глазами Арлана. Ей казалось, что она тонет в его глубоких двухцветных глазах, похожих на огромные озёра, вода в которых начинала цвести, меняя свою голубизну на тёмную зелень. Позже Арлан признался, что тоже утонул в её тёмно-синих, почти чёрных глазах и не смог, да и не захотел выплывать из них. Теплота воспоминаний убаюкала Адель. Она заснула на удивление крепким сном.