Шрифт:
Она долго смотрела прямо и вверх. Неровный потолок местами облупился, и свежая побелка была нанесена неровно, полосами. В этих полосах проглядывались очертания сказочного леса, оленей и угадывались перья диковинных птиц.
«Что-то произошло!- думала она,- А что собственно произошло. Все нормально. Это когда-нибудь должно было произойти, а с ней это случилось сегодня». Ничего она не чувствовала, не раскаяния ни стыда, ни радости. Так же за окном дворник Степа-косой беззлобно ругался с Пелагеей, что одиноко жила
Все было как всегда. Мир не перевернулся. Он даже ничего не заметил.
– Мне интересно как там было?
– сказала Вера, чуть слышно и теребя кончик белой материи правой рукой.
– Где? За речкой?
– В Афганистане,- уточнила она, разглядывая в который раз его дембельскую фуражку, с лакированным козырьком примостившуюся на буфете.
– Интересно?!! А что про него можно рассказать?- равнодушно промолвил Олег, не повернув головы и не шелохнувшись.
– Ну, про войну и все такое.
– Газетная трескотня… Бодяга. Одно могу сказать - ничего общего с действительностью в наших газетах не печатают.
– Поэтому и спрашиваю или все забыть?- с нотками упрямства настаивала девушка.
– Забыть нельзя, но рассказывать не о чем.
– Два года жизни. Вы же с Максимом служили вместе?
– Воевали,- вяло поправил он.
– Тем более. Он писал, много духов на его счету.
– Ништяк! Это он тебе такую феньку выдал?
– Вроде да! А что?
– Духи - это нищие крестьяне. Чмошники. Они пасли овец, выращивали для себя на огородах жратву … Мы пришли и превратили этих людей в убийц.
– Это не интересно.
– Я и говорил, что нечего рассказывать.
– Но ты, же стрелял? Сколько на твоем счету?- спросила Вера, незаметно переходя на «Ты».
– Может много, может никого. Команда, снаряд, шмальнули. А там дым, газы скорей вперед.…из танка плохо видно. Дом разрушен, это точно,…а был ли там кто, или он стоял пустой, и моджахедов реальных завалило или мирная семья с детьми там нашла свой конец, кто там разберет. … Они ждали нас и часто уходили в горы.
– Они знали? Откуда?
– Постреляют поблизости на трассе нашу колонну грузовиков, или что другое. Мы так дело не оставим. Придем. … Мы обязательно должны отомстить. Вот ближайшие кишлаки в панике и улепетывают, укрываются в горах. Тех, кто шмалял уже не найти, жители тоже попрятались. Раз мы пришли и эта операция возмездия, стреляем по глинобитным домам, крушим все подряд, ограды, дувалы, виноградники, сады, посевы. Нам не стреляют в ответ, но те из разрушенных домов, куда им возвращаться? И очередную колонну опять обстреливают из «зеленки». И автоматов становится больше.
– Максим говорил, что он убивал.
– Флаг ему в руки.
– Вначале страшно, потом нет.
– Значит он герой.
– У них весь экипаж геройский был.
– Не знаю. Люди разные. Кто храбрый, кто не очень, иной просто шлангом прикинется. Потом всех в кучу: геройский экипаж, геройская рота, полк. Так всегда. Хотя все может быть. Подобрались пацаны, - он помолчал, долго и напряженно вглядываясь в пыльное окно.
– Мы не герои были. Хотелось немножко пожить. Но были у нас в роте и отморозки. Те чем ситуация хуже - тем им лучше. Во все «заварушки» готовы были кинуться. А если пулю схлопочут, верещат: «Вертушку скорей вызывайте! Скорей!». А когда бой не до них. Лежите, ждите очереди, может, перевяжут, а лучше сам, рви зубами пакет, укол перевязка…молись.
– Значит, нет настоящих героев, даже те, кто кровь проливали?
– Если тебя ранили это плохо. Ты обуза особенно в отступлении. Бывали и случайные ранения, но много и таких - подставился, не уберегся, растяжку не заметил. А бывало и форс, понты кидали, на рожон лезли. Бубен выставит – получил. Слава живым и здоровым, которые и задачу выполнили и таких растяп на себе вытащили.
– Ты осуждаешь Максима?
– Нет. Хотя геройствовать не на своей земле непонятно ради чего…
– А интернациональный долг?
– Никогда не говори этой фразы.
– Почему?
– Просто не говори и все.
– Странный ты.
– Долг! Мы никому и ничего не были должны. Это были чужие горы. Чужая страна.
– Максиму хотели дать героя России, но наградные листы затерялись.
– Все так рамсят. Особенно девушкам.
– Что?
– Может еще найдут. Награды иногда вручают через много лет.
– А что ты первое сказал?
– Максим настоящий герой!
– Ну, честно.
– Герой, если не считать что вешал крестьян на стволе танковой пушки…
– Ужас? Это как?
– На конце орудия за дульный тормоз веревку привязывали. Одно движение и ствол вверх… вот он уже несчастный болтается, беспомощно трясет ногами, а что бакланит, непонятно. Потом хрипит, а потом успокаивается.
– Как мерзко! Это правда?
– Всяко бывало.
– А ты?
– И я не святой! Были косяки. Чем я хуже или лучше других.
– Так вы расправлялись с моджахедами?
– Кто их там разберет. Моджахеды они, духи. Тухлая тема. Пожалуй, даже их было меньше, чем мы думали. По подозрению вешали. Сведений не дает. Просто не понравился, других, на понт взять, которые рядом на земле сидят, в молчанку играют. Они сразу сговорчивей становились. Очень старались тогда, кто же лопари хочет откинуть.
– Зря мы начали этот разговор.
– Согласен, хотя это цветочки.
– Было и хуже?
– Еще как. Допрос, это эпизод, Во всех войнах был такой порядок. Ты что думаешь в Отечественную рейд в тыл врага сделают, доставят языка, а он не колется или порожняк гонит, на этом все и кончится? Никто не церемонился. Может в этом рейде половина клевых пацанов, разведчиков полегло. Тех с кем ты делил кров и последнюю порцию табачка. Да и вообще…не перетрешь как надо, сведений не выбьешь, тебя самого отправят туда, откуда не возвращаются.