Девяностые годы
Шрифт:
Когда недавно правительство проиграло дело в суде присяжных, оно подало апелляцию в Тайный совет за счет народных средств. А старатели лишены этой возможности, потому что им такие расходы не по карману. Как же можно от них требовать, чтобы они мирились с такой несправедливостью?
В толпе послышались крики:
— Нет уж, хватит, довольно мы потерпели!
— Старательское золото — старателям!
— Долой правительство Форреста!
— Самоуправление приискам!
Воспер предложил резолюцию: «Перед лицом нынешнего кризиса, вызванного неопределенностью законов и плохим управлением, собрание требует, чтобы правительство приняло срочные
Отец О’Горман, молодой священник-ирландец, более точно выразил настроение собравшихся:
— Есть лишь один способ успокоить разгневанные сердца, — сказал он. — Это — вернуть старателям дарованное им богом право на россыпи, а компаниям пусть остается рудное золото.
Рассказывали, что в пылу гнева и возмущения, вызванного арестом Майкла Бэрка, Дэна Ши, Тэсси Ригана и других, отец О’Горман крикнул Мэллоки О’Дуайру:
— Что же ты теперь намерен делать?
— Не знаю, — ответил Мэллоки.
— Не знаешь? — накинулся на него священник. — Думаешь только о своей поганой шкуре? В Ирландии, небось, знал бы, а тут, в Австралии, где еще сильнее прижимают, не знаешь?
О’Дуайру, как говорят, пришлось долго доказывать отцу О’Горману, что все обязаны следовать решениям союза и что, громя тюрьмы и вырывая отдельных арестованных из лап полиции, не многого достигнешь. Вот когда у рабочих есть своя мощная организация, то, опираясь на нее, они могут добиться гораздо большего. Отец О’Горман, как видно, в конце концов с ним согласился, так как стал очень энергично добиваться, чтобы арестованных выпустили на поруки, и всячески старался заручиться поддержкой населения.
Динни, посмеиваясь, рассказал, что от епископа пришло письмо, в котором тот требовал, чтобы отец О’Горман воздержался от политической деятельности. При этом епископ намекал, что участие отца О’Гормана в борьбе старателей за россыпное золото вызывает недовольство премьера, сэра Джона Форреста.
— А кто он такой, Джон Форрест? — спросил отец О’Горман. — Я с ним не знаком. И письмо это — не плод мысли его преосвященства, оно продиктовано этим человеком — как его… Джоном Форрестом. Я бросил эту бумажку в мусорную корзину.
Говорили, что отец О’Горман принадлежит к ордену, который может позволить себе не слишком считаться с местными церковниками. Так или иначе, но отец О’Горман продолжал бороться за дело старателей. Более популярного священника еще никогда не было на приисках.
Когда на митинге кто-то сообщил, что выдан ордер на арест Мэллоки О’Дуайра, толпа заволновалась, зашумела. Впрочем все знали, что Мэллоки умеет ловко водить полицию за нос, и потешались, вспоминая его проделки.
— Слыхали, как он вчера от конной полиции улизнул? — рассказывал кто-то в толпе. — Сидит в баре у Мак-Суини, совещается с ребятами и вдруг через застекленную крышу видит чью-то рожу. Шпик! Мэллоки обождал, пока тот не уполз, а потом благополучно смылся. Конная полиция окружила дом, а его и след простыл.
— Они думали накрыть его в «Бирже». Он зашел туда пропустить стаканчик. Так целый эскадрон полиции нагрянул. Мы выпивали за стойкой, оглянулись, а Мэллоки нет, будто и не бывало. Полицейские рыщут повсюду, все вверх дном подняли, ругаются, что их обдурили… А ребята еще подзадоривают их, хохочут; тем впору хоть сквозь землю провалиться!
Все с удовлетворением прислушивались к этим рассказам, и каждый подвиг Мэллоки встречался раскатами веселого смеха и восторженными возгласами. Шутки и поговорки, стихи и песни, которые Мэллоки сочинял для старателей, передавались из уст в уста, вселяя бодрость и уверенность в своих силах и вдохновляя на достижение тех целей, во имя которых и был созван этот большой митинг на открытом воздухе.
В окончательной резолюции, принятой митингом, которую Динни так свято хранил и с такой гордостью всем показывал, говорилось следующее:
«Если правительство откажется поступать со старателями по справедливости и исправить все причиненное им зло, собравшиеся на этом митинге клянутся немедленно перейти к действию и покончить раз и навсегда с невыносимой тиранией пертского парламента, которую терпят жители приисков».
Тысячи людей, одобрившие эту резолюцию единым могучим «ура» и восторженными кликами, разошлись по домам, окрыленные надеждой, что отныне для них начнется новая, лучшая жизнь.
Теперь политиканам Юга уже нельзя будет ссылаться на то, что «кучка бездомных прощелыг и лодырей» мутит и разжигает недовольство, или сэру Джону Форресту утверждать, что «зловредная и бесчестная» пресса якобы намеренно раздувает сообщения о растущей тяге к самоуправлению на приисках.
На этом многотысячном митинге в Калгурли высказались все слои населения. Народ, живущий на приисках, поднял свой голос. Громко и ясно он заявил, что дело старателей — это дело народа и что создание самостоятельного приискового штата — вовсе не бредовая идея горстки недовольных. Эту цель поставили себе все жители приисков, добиваясь справедливого демократического представительства и желая войти как самостоятельная единица в федерацию австралийских штатов.
Таковы были требования. Это была крепкая палица, занесенная над головой правительства Форреста.
Глава LXI
Решения, принятые на митинге в Калгурли, стали немедленно проводиться в жизнь. Тотчас же была созвана конференция в Кулгарди. На ней присутствовали представители от муниципалитетов всех приисков, и шестьюдесятью голосами против одного они высказались за отделение приисков.
Был составлен проект учреждения самостоятельного штата с портом Эсперанс. Разветвленная сеть железных дорог должна была связать этот порт с приисковыми городами внутри страны, что не только облегчило бы и ускорило доставку пассажиров и грузов, но и сделало бы Кулгарди, Калгурли и другие отдаленные поселения независимыми от Перта и Фримантла. Мысль эта распространилась с быстротой лесного пожара. Повсюду созывались массовые митинги, принимались резолюции, и наконец в парламент была подана петиция. Но на Юге к этому отнеслись, как к шутке, — там не понимали нужд населения приисков. Правительство, разумеется, отклонило петицию.
Правительство Форреста упорно противилось созданию федерации и этим только лило воду на мельницу сторонников отделения. В конце концов сэр Джон все же решил провести референдум, но в основу опроса был положен сбивчивый и крайне искаженный текст билля о федерации. Маневр этот никого не обманул.
Некто Морганс, магнат-золотопромышленник, представлявший Кулгарди в законодательном собрании, был и против федерации и против отделения. Избиратели решили его отозвать, но господин Морганс отказался выполнить их требование и обвинил движение в «подлости и вероломстве».