Девять бусин на краснои? нити
Шрифт:
Все это было довольно болезненно и необратимо, и я, несмотря на все свое воспитание и решимость, едва сдерживала слезы, глядя на то, как из павильона выносят мое оружие, наряды и всякие мелочи.
Стоя в черном, с золотыми всполохами, кимоно, я ждала, когда колокол ударит положенное число раз. Впереди, кто сидя, кто стоя, в зависимости от рангов, находились все обитатели поместья и члены семьи, одетые в официальные наряды.
По правую руку от меня на большой подушке лежали катана и танто, мое самое ценное оружие и показатель моего статуса в семье. Сегодня с меча снимут бирку
По левую руку, на такой же подушке лежали маска и веер. Сегодня с маски исчезнут надписи. И я перестану быть дочерью этой семьи. Сегодня.
Колокол ударил еще раз.
Медленно опустившись коленями на подстилку, широко проведя рукавами, почти коснулась лбом земли. Это был двадцать третий поклон. Остался только один. Чувствуя, как дрожат руки и ноги, с трудом сдерживаясь, медленно поднялась.
Остался последний поклон.
Я не видела, что выставлено за моей спиной, и не видела, кто там еще находится, кроме Хакона, но среди стоящих впереди не было моих трех домашних прислужников и вредной Минами. Девушка-кошка, поочередно проживающая в поместье семьи и в поместье брата была отменным лекарем и хорошей собеседницей. Почти подругой. Мне было несколько обидно, что ее нет на церемонии, но все же это значило так мало, по сравнению со всем остальным.
Последними вынесли восемнадцать коробок. Мои ритуальные кимоно. Они принадлежали дому, так что двигаясь вереницей, прислужники прошли мимо меня, выставив коробки ровными рядами у ног деда, где собралась уже изрядная гора ценных вещей.
Колокол ударил трижды.
Я заставила себя опускаться медленно, а не рухнуть на колени, как того хотелось. Плавно, со всем тем достоинством, что мне досталось от семьи. В момент, когда между головой и землей оставалось расстояние в ладонь, над всем поместьем разнесся громкий, резкий возглас:
– Натсуми Караса Тенгу ичизоку о сару! – от первого вопля я, не сдержавшись, оперлась лбом о ладони, сложенные на земле. – Ичизоку о сару! Ичизоку о сару!
«Натсуми Караса Тенгу покидает род… »
Прижавшись лбом к холодным ладоням, я чувствовала как начинают вздрагивать плечи, как по щекам катится горячая слеза. Мне нужно было всего пара минут, чтобы взять себя в руки. Я ведь знала, на что иду, но все же, это было так невероятно тяжело.
Глава 45
Не знаю, сколько времени прошло. Оно словно бы стало вязким и липким, как кисель. Прикосновения я почувствовала не сразу. Только когда крепкая рука вынудила меня подняться из того коленопреклоненного положения, в котором я замерла.
– Поднимайся, птица. Иди ко мне, – спокойный, размеренный и уверенный в себе голос Хакона. Кое-как разогнув одеревеневшую спину, почти не видя перед собой ничего, кроме размытой весенней зелени, оказалась прижата к крепкой груди. Подхватив меня на руки, великан не позволил даже посмотреть по сторонам, Хакон направился к выходу из поместья, где нас ждала призрачная повозка. Переговорив с семьей, мы решили, что правильнее будет уехать сразу. Когда пройдет время, мне будет легче приехать сюда в качестве гостя, нежели задерживаться сейчас.
Предстояла не близкая дорога обратно в Осло.
Не знаю, сколько повозок мне выделили и как организовали переезд, но мы с Хаконом, переодевшись через два часа в аэропорту, быстро загрузились в самолет, не занимаясь ни багажом ни оформлением каких-то документов. Проведя всю дорогу в каком-то трансе, почти не реагируя на внешние раздражители, я была благодарна хримтурсу, что он не пытался меня расшевелить, спокойно направляя и подсказывая там, где это было необходимо.
Такое прибитое состояние продлилось до самой Норвегии. Садясь в такси, я вдруг услышала, как пиликнул телефон. Открыв сообщения, с печальной улыбкой, стараясь снова не разрыдаться, как маленькая, прочла всего одну фразу:
«Ты навсегда моя сестра и я буду рядом, если только понадоблюсь»
– Все в порядке? – Хакон не попытался заглянуть в экран, только вопросительно подняв бровь.
– Брат написал.
– Тебе легче? Они не перестали быть твоей семьей. Ты просто теперь не часть клана.
– Знаю, но это не просто принять.
– Идем. Нас наверняка ждут с нетерпением. Дома, – последнее слово великан выделил особо, протягивая мне руку.
Не имея настроения разговаривать, даже в «перевалочном пункте» только передала обещанный веер для светловолосой богини, остальное время просто ожидая открытия врат.
– Идем. Все готово, – Хакон, крепко сжав мою ладонь, подвел к мутной арке, – Спасибо, Киги.
– Что-то твоя прекрасная девица сегодня не в настроении, – задумчиво произнес цверг, покачав головой.
– Все в порядке. Ты будешь на тинге?
– Конечно. Снор таких вещунов разослал, что мне даже любопытно стало, что за вопрос такой обсуждать станем. Заинтриговал дальше некуда. Не поделишься?
– К сожалению. Но надеюсь на твою поддержку. Думаю, спору будут нешуточные.
– Вероятно, что так, раз твой отец решил созвать всех. Увидимся, Хакон. До встречи, Натсуми.
– Девочка моя, как я рада! – меня сжало в крепких объятиях еще до того, как глаза и легкие пришли в себя после перехода через туманные врата. Как всегда прекрасная, яркая и сияющая, Трюд отступила на шаг, нахмурив брови. – Какая ты бледная и уставшая. Сын, что случилось?
– Здравствуй, мам. Я тоже скучал, – с улыбкой попытался устыдить цвергу великан, но все его попытки разбились о упрямое выражение ее лица. Вздохнув, Хакон все же был вынужден ответить на вопрос. – Прощание с семьей далось ей не просто. Она опечалена, ничего больше.
Вздернув нос и осмотрев меня с ног до головы, Трюд кивнула собственным мыслям, отчего колокольчики и подвески в волосах тихо зазвенели.
– Тогда мы пойдем в бани. Нет лучшего средства от печали. Сам с вещами разберешься?
– Конечно. Но они только через несколько часов прибудут.
– Вот и ладно. Сима! Анника! Приготовьте нам баню! – обернувшись, гаркнула хозяйка чертогов так, что эхо пошло гулять по коридорам. Обернувшись ко мне, пребывающей в некоторой растерянности, Трюд махнула рукой сыну, и взяла меня под локоть, осторожно, словно я опять могла ударить ее током, – Не станешь биться? Отлично.