Девять дней до весны
Шрифт:
— Людмила, почему вы для меня это делаете? Ведь я никто. Раньше вы часто говорили мне это. Безденежный, беспородный…
— Прямо Жюльен Сорель, — улыбнулась она уголками губ. — В современном исполнении.
— Кто, простите?
— Герой Стендаля. «Красное и черное». Ах, молодежь нынче не читает классику! Правда, он плохо кончил.
— А как? — с любопытством спросил Илья.
— Его казнили.
— Чур, меня! Какие страсти вы рассказываете!
— В нашем случае за все поплатилась
— Вы знали Яну? — удивился Илья.
— Она была грязная шантажистка.
— Но откуда?
Они посмотрели друг на друга.
— Все образуется, Илюша, — вздохнула Людмила Георгиевна. — Но как мать хочу тебе дать совет. Я знаю свою старшую дочь. Тебе не стоит ехать к ней сегодня. Пусть она успокоится немного, обдумает то, что сказал отец. Потом с ней поговорю я. Вам надо начать все сначала. И я уверена, что все будет хорошо.
Совета тещи, то бишь Людмилы, он, конечно, послушался. Выпив чашечку кофе и насладившись приятной беседой, церемонно откланялся и покинул царские палаты. Словно камень с души упал. Не привык он еще к этим визитам.
А поехал он к единственному человеку, который понимает и прощает все: к матери. Открыв дверь и увидев сына, она зарыдала от счастья:
— Илюша! Отпустили?! Давно?
— Уже несколько часов на свободе.
— Почему ж не позвонил?
— У меня были дела, мама. Как мне плохо! Пожалей меня.
— Да ты проходи! Проходи! Вот отец-то обрадуется! Боря! Илюшу отпустили! Боря!
Здесь ему было хорошо. От ужина отказался, очень хотелось спать. После того как принял душ и побрился, пришел в спальню, лег на свою постель, на чистое белье. И почувствовал себя человеком. Самое трудное позади. Мать пришла, присела на кровать, обняла его. Он уткнулся головой в ее колени. Плечи задрожали.
— Ребенок ты мой несчастный, — вздохнула мать. — Ты поплачь, Илюша. Поплачь.
— Ты тоже думаешь, что это сделал я?
— Да что бы ты ни сделал… Я дачу продам, квартиру. Мы найдем лучшего адвоката. Да бог с ними со всеми, Илюша. Сыночек ты мой любимый…
Как же он устал! Как устал… Все эти женщины, в которых запутался окончательно… Нужны они были? Поднял голову, вгляделся в лицо матери. Ей-то все это за что?
— Только ты у меня и есть, мама. Только ты…
Она могла помочь только этим: пониманием и прощением. Сегодня ему ничего другого было и не надо.
Эпизод седьмой: шесть дней до весны
Когда проснулся, не сразу сообразил, где находится и какое нынче число, месяц и год. По железному карнизу барабанил дождь.
«Весна? — удивился, глянув в окно. — Или уже осень?» Потом понял, что оттепель. Просто оттепель. Небо было серым, настроение соответствующее. Будущее в таком же тумане, как и нынче утром окрестные дома. Мать с утра говорила только о пустяках, не затрагивая больного, Илья думал о своем. Когда часов в двенадцать позвонили в дверь, невольно вздрогнул.
«Тамара? Пришла? Как это некстати…» К встрече с женой он еще был не готов. Им нечего сказать друг другу.
— Илья дома? — Голос мужской. И негромко: — Как он?
Вскоре в комнату заглянула мать:
— Илюша, ты не спишь? К тебе Никита пришел.
Гость уже на пороге. Улыбается, как будто ничего не случилось. Никита. Друг.
Они служили вместе вот уже три года, одновременно получили квартиры, в одном доме. Оба были неженаты. Вместе пили пиво после работы, обсуждали начальство и собственные перспективы. Илья никак не мог понять, что мешает во время этих бесед быть до конца откровенным. Но какая-то тень между ним и Никитой стояла. Может быть, тень зависти? И вот сегодня утром этот человек пришел его навестить. Не кто-то другой, а именно Никита. Что, ошибался на его счет? Нет никакой тени. Никита улыбается искренне:
— Здорово, друг! Отпустили? Рад за тебя!
Пожал протянутую руку. Поинтересовался вяло:
— А ты почему не на службе?
— У меня дела в Москве. Решил заехать, узнать, как ты. Слух прошел, что тебя отпустили. Мужики переживают.
— Тебя что, послали ко гробу с соболезнованиями? — усмехнулся невесело.
— К какому еще гробу? — оторопел Никита.
— Моего семейного счастья. На похороны не позову, не обольщайся. На такое зрелище друзей не созывают. Это тебе не свадьба.
— Ладно, не хандри. — И поскольку хозяйка дома, стоя на пороге, внимательно прислушивалась к разговору, Никита попросил: — Чайку бы. Не угостите? На улице-то что творится? Прямо весна! Ноги промокли.
— Я сейчас, сейчас, — засуетилась мать и исчезла. Никита тут же принялся выговаривать:
— Ее-то хоть пожалей. Ты как о гробе заговорил, аж в лице изменилась. Отпустили тебя? Отпустили. И с женой наладится. А у тебя и впрямь будто похороны.
— Яну убили. А она была мне не чужой.
— Брось. О себе надо подумать. Могу я чем-нибудь помочь? Может, нужны свидетельские показания? Ты только скажи. Мы все готовы подтвердить, что ты в Яну не стрелял. Это могла быть роковая случайность.
— Экспертиза показала, что стреляли не из моего пистолета. Я ее не убивал. Ни намеренно, ни случайно.
— Это, конечно, здорово, что экспертиза, — напряженным голосом сказал Никита. — Но у нас в гарнизоне черт знает что творится. Твоей персоной милиция интересуется. Затребовали личное дело, дошло до высокого начальства. С армией тебе придется завязать.