Девять дней исправления
Шрифт:
Или же, убийца вовсе и не маг, а только специально извращает трупы своих жертв, чтобы всех запутать. Тогда это может быть кто угодно: Олтанон, Таралон, Алион, Хэрик, повар, те двое стражников, Колриус. Кто угодно. Меньше всего хотелось подозревать Олтанона и Таралона, первый слишком беспечен, второй глуп, если не притворяется таковым. А вот Алион... Она какая-то скрытная, неразговорчивая. А он оставил с ней Тару.
Старагон встряхнул голову, отгоняя дурные мысли. Так можно подозревать кого угодно. На минуту ему стало радостно оттого, что он появился в школе недавно, и на
Интересно, когда убийца снова попытается кого-нибудь убить? Неужели, снова ровно через два дня? Если так, то он слишком безрассудный. Или же слишком смелый. Может быть даже господин Санмир сам попросил его так делать? Может быть, он настолько уверен в нём? Нет, тогда бы он не стал придумывать план с монетой и отрядом элитных воинов. Если этот план есть, значит Санмир не так уж уверен в убийце, значит убийцу можно поймать.
А что с монетой? Есть ли у Санмира ещё такие же? Может быть, он может понаделать таких несколько сотен? Нет уж, тогда бы он захватил весь мир. Скорее всего, сделать такую монету - тяжёлый труд.
"Будем предполагать самое худшее" - решил Старагон.
– "А именно, что у господина Санмира есть ещё одна, запасная монета, и план с атакой гэльвского отряда через семь дней не отменяется. Скольких монета сможет переместить? Сколько смогут одновременно держать в руках одну монету? Человек десять? Пятнадцать? Не чета против семерых магов. Если только убийца не перебьёт половину этих магов. Хотя, пока что он убивал только обычных людей и одного ученика.
В любом случае, мне нужно попытаться стать хоть сколько-то тяжёлой целью для убийцы и для гэльвов. С щитом, который едва защищает от подушки, я ничего не смогу противопоставить им. Буду ходить на все занятия и упорно тренироваться. И завтра же попытаюсь поделиться с Палтаноном своими мыслями и хотя бы что-то разузнать. Учителям наверняка известно гораздо больше, чем ученикам"
Пусть план был не самым грандиозным, но ничего лучше придумать всё равно бы не получилось. Время покажет, что делать дальше.
Старагон приоткрыл глаза и, поняв, что они слипаются, перестал думать, чтобы не мешать сну завладевать телом. Ему хотелось поскорее заснуть. Вскоре так и случилось.
Проснулся он от негромкого стука, который тем не менее заставил вздрогнуть и приподняться. Подойдя к двери, опьянённый растерянностью, он спохватился, что не одет. А вдруг за дверью Алион?
- Кто там?
– спросил он громко.
- Это я, Тария, - послышался голос Таралона, сопровождаемый посторонним хмыканьем.
– Я пришла, чтобы отдаться тебе как в последний день!
- Дурни, - шёпотом бросил Старагон.
Прежде, чем он попытался придумать ответ, из-за двери снова послышался голос, в этот раз Олтанона.
- Мы только зашли сказать тебе, чтобы ты поторопился. Не знаю, до скольки спят в Каганате, а у нас в школе встают рано. Палтанон уводит нас троих за город, чем он несказанно доволен, а значит с тобой будет заниматься Дардарон. Посмей опоздать дольше, чем на пять минут, и он медленно снимет с тебя шкуру и позволит Трилону вытирать об неё ноги.
Его речь сопровождалась смехом товарища, протяжным и немного хриплым, как ржание лошади.
Старагон прижал ладонь ко рту, взглянув в окно, из которого уже вовсю бились солнечные лучи. Он принялся одеваться с умеренной торопливостью. Олтанон тем временем не замолкал:
- И, одновременно с тем, он придумает заклинание, благодаря которому ты при этом будешь всё ещё жив, ощущая спиной каждую мозоль горбатых стариканских ступней.
- Я уже понял, - бросил Старагон за дверь, натягивая правую штанину.
- Нет, не понял, - возразил Олтанон.
– Когда твоя шкура станет грязнее, чем ноги Трилона, он повесит её себе на стену, обратив рожей внутрь комнаты, и ты, всё ещё живой, будешь вынужден смотреть, как он делает зарядку для суставов и втирает в лицо вонючую грязь от морщин.
- А вам самим не пора поспешить, - спросил Старагон, когда накинул мантию и принялся завязывать пояс, вместе с висящим на нём кинжалом.
– С вами не сделает что-нибудь подобное Палтанон, если опоздаете?
- Верно, - послышался говор Таралона.
– Пойдём уже.
- Ладно, пойдём, - ответил ему товарищ, после чего обратился к Старагону.
– Если что, я постараюсь тайно отсоединить от твоей шкуры голову, чтобы ты ничего не чувствовал. Мозолистые пятки Трилона на копчике - это похуже свиного дерьма на голове. Таралон, вон, знает не понаслышке.
- Заткнись!
Раздались удаляющиеся шаги. Старагон закончил одеваться и вышел, когда этих двоих уже не было видно. Зашагал по пустому, раздающему эхо шагов, коридору, до большого зала. Заглянув в проём, он похолодел: Дардарон уже ждал внутри.
Учитель обернулся на его шаги. Через правое плечо, потому что был левшой, как говорил Палтанон.
- Вот и ты, - хладнокровно сказал он.
– Сегодня я сам займусь тобой. Палтанон предупредил, что у тебя плохо выходят простые заклинания. Пойдём вниз, в другой зал. Навестим ещё одного учителя.
Старагон ощутил огромное облегчение: Дардарон был спокоен и мягок, вопреки словам Олтанона.
Вдвоём они направились к лестнице, по которой поднимались в тот день, когда парень впервые оказался в школе. Спустившись, повернули направо, к загнутому влево коридору, потолок которого, освещаемый факелами, невесть как подвешенными там, терялся вверху. Коридор тянулся до очередной группы дверей, чередовавшихся по правую от Старагона руку, и его конец виднелся чуть вдалеке. Юноша понял, что они прошли полукруг и теперь стоят спинами туда, куда недавно смотрели лицами.
Дардарон, не сбавляя шага, на ходу толкнул хлипкую дверь, открыв вид на ещё один большой зал, как тот, наверху, только имеющий несколько иную обстановку. Вместо голых обгоревших стен - выкрашенная чёрным и белым поверхность, вместо деревянной мебели - чучела, набитые соломой, часть из которых - та, что обгорела или поломалась - была свалена в стороне.
В центре большого зала их ждал Гилон, почти полностью облысевший с густыми седыми бровями на лице, облачённый в серую до неприязни безвкусную робу. Он сутулился, но по взгляду и даже наклону голову было видно, что он не позволит себя жалеть.