Девять хвостов небесного лиса (Ку-Ли)
Шрифт:
– Мне пришлось уйти. Они были очень рады, кстати. Дочь твоя даже вещей не дала собрать. Выставила на улицу, в чем была. Чего молчишь-то?
– Слушаю.
– Правильно. Слушай.
– И сколько вы уже с ним?
– Какая разница?! Так, время от времени развлекались. Я его пару лет назад снова встретила, - еще щелчок зажигалки.
– Былые чувства вспыхнули вновь… Твой муж — сволочь высшей пробы.
– Был.
– Но денег дал. Тебя уговорил. За что ему посмертное человеческое спасибо. И хватит о нем, ладно?
Мелькнул змеиный язычок.
– Работаешь с завтрашнего дня, - Марга перешла на деловую волну.
– В салон — к десяти. В половине одиннадцатого у тебя запись. Больше не пей. Тебе на сегодня достаточно. Как раз к утру в нужной форме будешь. Мы тебе такой пиар сделаем, будешь в полном шоколаде.
Представила себя в шоколаде. Не сказать, что приятно.
– Может, зря мы это затеяли? Ведь рано или поздно сорвусь. И что ты тогда со мной будешь делать?
– В салоне нарколог есть. Выведет, куда надо. Хочешь — в астрал, хочешь — в нирвану. Доставит быстро и без проблем. Для тебя — бесплатно. Бонус от фирмы. Так что не дрейфь. Пара любовных приворотов или что там тебе заказали, и никаких проблем - войдешь во вкус.
На пороге оглянулась — легкая, красивая, грациозная:
– И знаешь что, дорогая? Олежека не жалей. По делам своим получил. Воздалось сволочи.
– По каким делам?
– А то ты не знаешь!
– Он мне про свои дела не рассказывал.
– Странно… Впрочем, теперь неважно. Про дела его забудь.
Так, проблемы в бизнесе. Все в прошлом. В последнее время он был совсем никакой. Блеклый, суетный, пить стал. Не как ты, конечно, но без похмелья не обходилось. Деградировал, в общем.
Стопка водки задрожала в руке:
– Марга! Почему не сказала? Я бы ему помогла!
– А что говорить? — она прошлась на каблуках, охорашиваясь.
– Чем бы ты ему могла помочь, если себе не можешь? Да и на кой черт он тебе сдался? Даже в постели стал никакой. Так что забудь. Похоронили, и ладно. Перед тобой сейчас совсем другие задачи. Ты же пророчица! Вот и занимайся своим делом!
Впервые я увидела Маргу на лестнице собственного дома. Соплюха, жалась к батарее, согреваясь. От одежды шел пар. Рваные кеды набухли от влаги и пованивали. Вторые сутки дождь.
Учуяв свежий табачный дым, соплюха повела носом:
– Тетенька, дайте закурить… А прикурить?.. Сигареты у вас, тетенька, вкусные.
– Обыкновенные.
– И обыкновенное может быть вкусным. Неважно, что оно обыкновенное, правда? Главное, что оно доставляет удовольствие.
– Странное заявление для тинэйджера.
– Мне семнадцать, - она зябко повела плечами. — И причем тут возраст? Кто много видел, мало плачет.
– Лопе де Вега.
Она сделала вид, что поняла:
– Ну да, Вега… Вот и дядя Митя то же самое говорил, пока не помер. Он много поговорок знал — образованный. Выпьет, и давай из классики шпарить. Король Лир там, Йорик. Шекспира уважал.
– А от чего твой дядя Митя помер? От водки?
– Под поезд сиганул. Афишу увидел, и сиганул. Даже не знаю, чего он в той картинке такого разглядел. Афиша как афиша.
«Вишневый сад» в новом составе. Чего он взвыл? Стоял и плакал, я его еле оттащила. Неприлично, когда мужчина плачет, правда?
– Слезы — слабость?
– Наедине с собой — куда ни шло. Но на людях! Зачем давать оружие против себя?
– Так что там с дядей Митей твоим?
– Да ничего, - она закурила еще сигарету. — Несколько дней молчал, потом хлопнул для храбрости - и под поезд. Плохая смерть. Грязная. И людей подвел — состав задержали на два часа, пока его с рельсов соскребали. Люди-то причем? Они же деньги потратили, билеты купили, а тут дядя Митя в роли Анны Карениной.
– Тебе разве не жаль дядю Митю?
– А чего жалеть? Его ж никто под поезд не толкал. И пить не заставлял. Ну, досталось роль другому. Ну? Сам все решил. Только с ним проще было — мужики не приставали, думали, что я с дядей Митей сплю. А как помер, сразу лапать стали. Пришлось уйти из подвала. Подвал хороший, там горячая вода течет, можно помыться, одежду постирать.
– Родители есть?
– Я ими не интересуюсь, - солгала она.
– Живут и живут. Я давно сама по себе. Вот как школу закончила…
– Как же родители тебя отпустили?
– Я для них — позор. На выпускном выпила немного, с пацанами гулять пошла, они меня и… Очнулась на скамейке возле родного дома. Отчего, думаю, платьице мое белое в алых разводах, трусы порваны? Мать в истерике. Мол, тварь подзаборная. Отцу по барабану, но к истерике присоединился. Так я в институт и не поступила — из дому ушла. Лето прожила за городом — ягоды, грибы, речка. Осенью обратно в Питер перебралась. Пришла домой — а там замок новый. И мне места как бы нет. Сначала, конечно, помыкалась, потом втянулась — привыкла, сама по себе. Делаю, что хочу. Только кушать иногда хочется.
Именно тогда это и случилось.
Серый столбик пепла — теплый и горький — вместе с алой капелью упал на ступени. Настоящее смирилось перед будущим.
Дар сам рванулся навстречу жертве. Я не стала удерживать.
Впервые за много недель почувствовала свое «я» - свободное, живое, пусть и не похожее на других, но живое.
Подобно бутону, пророчество медленно и сладко раскрывалось, сила росла и крепла, легко подчиняя себе все тело. Останови кто в тот момент - убила бы.
Соплюха вздрогнула и застыла. Глаза распахнулись, принимая вторжение.
Есть судьбы, в которые нельзя вмешиваться: сделаешь только хуже. Я и до Марги встречала таких же мытарей - обреченных, искалеченных от рождения и разрушающих все вокруг, и прежде всего, самих себя. Но у этой девочки была особая — обжигающая - сила. Дай ей волю — от мира мало что осталось бы.
Черный клубок, разматывающийся по спирали. Липкие ядовитые нити. Осторожно их распутала, пытаясь увидеть хоть малейший проблеск света. Ничего. Тьма. Агрессия. Ненависть. Все, к чему прикасалась эта девочка, превращалось в пепел и боль. И кровь, очень много крови. Цепочка мертвых имен. Я на мгновение замерла, когда поняла, ЧТО стало с родителями Марги. И ЧТО на самом деле произошло с дядей Митей. И ЧТО могло произойти со мной.