Девять карет ожидают тебя
Шрифт:
Он немножко поразмышлял на эту тему, поизучал меня заинтересованно.
— Вы правда собираетесь учить меня английскому?
— Да.
— Вы не похожи на гувернантку.
— Значит придется постараться изменить свой вид.
— Нет. Мне так нравится. Не надо.
Я поняла, Валми начинают рано, и засмеялась:
— Merci du compliment, Monsieur le Comte.
Он быстро глянул снизу вверх блестящими черными глазами, но только спросил:
— Завтра будут уроки?
— Наверное. Не знаю. Я скорее всего вечером увижу твою тетю и она скажет, какая программа.
— Вы уже видели… дядю?
Этот монотонный голос действительно
— Да.
Он стоял очень тихо и был по-своему таким же недоступным, как Элоиза де Валми. Задачи мои здесь могут оказаться не слишком легкими. Манеры очень хорошие, он не окажется «трудным ребенком» с обычной гувернантской точки зрения, но удастся ли когда-нибудь его узнать, пробиться через колючую проволоку замкнутости? Такую же недетскую неподвижность я видела у мадам, но на этом сходство заканчивалось. У нее это было красиво и продуманно, у него — ничуть не грациозно и почему-то настораживало.
Я сказала:
— Мне надо распаковывать вещи, а то я опоздаю на обед. Хочешь помочь?
Быстрый короткий взгляд:
— Я?
— Ну не то, чтобы помочь, но пойти и составить мне компанию и посмотреть, что я привезла тебе из Лондона.
— В смысле подарок?
— Конечно.
Он вспыхнул, залился прямо-таки пурпуром. Молча он тихо прошел через гостиную, открыл передо мной дверь в спальню и вошел за мной в комнату. Он стоял у края кровати, такой же тихий, и смотрел на чемодан. Я наклонилась, выловила еще несколько вещей, а потом отыскала то, что нужно.
— Не так уж и много, потому что у меня денег нет. Но вот.
Я привезла ему картонную модель Виндзорского замка, которую вырезают и собирают, и большую коробку, самую большую, какую смогла себе позволить, с солдатиками — гренадерами. Я посмотрела в сомнении на владельца настоящего дворца и вручила ему коробки.
— Английский замок? И английские солдаты?
— Да. Как в Букингемском дворце.
— В меховых шапках охраняют королеву. Знаю.
Он восхищенно смотрел на картинку, где целый полк солдатиков маршировал самым неестественным образом.
Я сказала:
— Это не так уж много, видишь ли…
Но он не слушал, и я замолчала. Он открыл крышку и перебирал дешевые игрушки.
— Подарок из Лондона…
И я поняла, что цена ни при чем, такой же успех имели бы самостоятельно мною вырезанные куклы из бумаги.
— А я еще тебе привезла игру, называется Пеггитти. В нее играют этими палочками. Потом покажу. Это хорошая игра.
Из класса раздался девичий голос:
— Philippe? Ou es-tu, Philippe? [4]
4
Филипп? Где ты, Филипп? (фр.).
Он двинулся с места.
— Это Берта. Спасибо, мадмуазель.
Повернулся и побежал к двери:
— Me void, Berthe. Je viens. [5]
Вдруг он обернулся. Лицо продолжало пылать, он крепко сжимал коробки.
— Мадмуазель?
— Да, Филипп?
— Как называется игра с палочками?
— Пеггитти.
— Пег-ит-ии. Покажете как играть?
— Да.
— Поиграем в Пег-ит-ии после ужина перед тем, как лечь в кровать?
— Да.
— Сегодня?
5
Я здесь, Берта. Иду. (фр.).
— Да.
Он замер, будто хотел сказать что-то еще, но вместо этого быстро вышел и аккуратно закрыл за собой дверь.
4
Какой бы странной и роскошной ни была моя новая обстановка, жизнь быстро приняла размеренные формы, выработался четкий порядок. Каждое утро приезжал месье Бетем, учитель Филиппа, и они занимались до ланча. Первые несколько дней я в это время с удовольствием исследовала сады и лес поблизости или читала. Роскошь многочасового чтения так долго была мне недоступна в приюте, что я до сих пор чувствовала себя виноватой, предаваясь этому занятию.
В библиотеке наверняка имелись книги на английском, но это был личный офис Леона де Валми, и я не могла или не должна была просить разрешения ей пользоваться. Но я привезла столько собственных книг, сколько смогла, а в классе полки до потолка заполняла замечательная литературная смесь — детские книжки бок о бок с английской и французской классикой и масса легкого чтения. Я удивлялась странному подбору изданий, пока не увидела на некоторых из них имя Deborah Bohun или дарственную надпись «Дебби». А однажды на старом «Острове сокровищ» я обнаружила накарябанное нетвердой детской рукой Raoul Philippe St. Aubin de Valmi… Конечно, сын Леона — на половину англичанин и жил в этих самых комнатах. Там имелись Конан Дойль и полчища забытых и неизвестных мне книг, которые я с благодарностью поглощала. Труднее всего было заставить себя игнорировать иррациональное убеждение, вмуштрованное в меня за семь лет в приюте, что чтение — это Потеря Времени.
Однажды мое чувство вины было оправдано. На французском я читала по секрету, а меня чуть не поймали с Tristan et Iseut [6] . Я наслаждалась чтением в собственной спальне в полубессознательном от восторга состоянии, когда постучала Берта и, не услышав ответа, вошла вытирать пыль. Она ничего не заметила, но я себя проклинала, поклялась быть осторожной и в сотый раз пожалела, что пустилась на этот глупый обман. Когда-то он казался очень важным, а признаться становилось с каждым днем все труднее.
6
«Тристан и Изольда» — один из шедевров западноевропейской литературы средних веков.
Я больше не думала, что это для кого-то имеет значение. Мы с Филиппом ладили, мадам в своей отчужденной манере тоже, вроде, выражала симпатию. Мне явно полностью доверяли. Но все же не хотелось, чтобы она узнала о моей неискренности, причем систематической и планомерной. И, как это всегда происходит, ложь делалась все изощреннее с каждым днем. С Бертой я объяснялась на элементарном школьном французском, который веселил ее и даже заставлял Филиппа улыбаться. К счастью, не приходилось так себя вести с нанимателями, в моем присутствии они без видимых усилий говорили только на безупречном английском. Дни шли, я не признавалась. Не хотела рисковать, полюбила это место, легко справлялась с работой и мне понравился ребенок.