Девять миллиардов имен Бога (сборник рассказов 1937-1953)
Шрифт:
Несколькими минутами позже, когда он подошел к неожиданному изгибу дороги, его чувства резко изменились. Он забыл о расселине, означавшей лишний крюк в километр. «Хорошо, ну и что из этого? – подумал он упрямо. — Лишний километр теперь не имеет значения – максимум лишние десять минут».
Он ощутил огромное разочарование, когда огни города неожиданно исчезли. Армстронг забыл о холмах, обрамлявших порогу. Возможно, это была всего лишь низкая гряда, почти незаметная днем. Но, спрятав огни порта, она отняла его главный талисман и вновь отдала его на милость его страхов.
Весьма неразумно, о чем неустанно твердил ему внутренний голос, он принялся размышлять о том, как ужасно будет, если что–либо
Он остановился, медленно повернулся и, задержав дыхание прислушивался, пока его легкие не начали разрываться. Молчание казалось особенно жутким, учитывая, насколько близко он должен был быть от порта. Сзади тоже не доносилось ни звука. Конечно, и не могло доноситься, сказал он себе сердито. И тем не менее почувствовал огромное облегчение. Мысль о странном слабом, но упорном треске преследовала его на протяжении последнего часа.
Звук долетевший до него наконец, показался таким дружелюбным и знакомым, что от облегчения он почти в голос расхохотался. Пробившись сквозь неподвижный воздух от источника, находящегося не более чем в километре отсюда, донесся звук трактора с посадочного поля – возможно, одной из машин, занятых на погрузке «Канопуса». Через пару секунд, подумал Армстронг, он обогнет эту гряду и порт окажется всего в нескольких сотнях метров перед ним. путешествие почти закончено. Еще немного, и эта ужасная равнина станет не более чем рассеявшимся ночным кошмаром. Это показалось ужасно несправедливым: ему требовалось сейчас столь малое время, такая маленькая частица человеческой жизни. Но небеса всегда были неблагосклонны к человеку и теперь они наслаждались своей маленькой шуткой. Ошибки быть не могло: в темноте перед ним послышался треск чудовищных клешней…
Тише, пожалуйста
(перевод А. Новикова)
Прохожий обычно обнаруживает «Белый олень» весьма неожиданно, когда шествует по одному из безымянных переулочков, ведущих от Флит–стрит к набережной. Нет смысла объяснять вам, где он находится: очень многие из тех, кто твердо решил его отыскать, так и не добрались до «Белого оленя». Для первых десяти визитов туда очень важен проводник; позднее вы, вероятно, доберетесь и сами, если закроете глаза и положитесь на инстинкты. К тому же — если говорить с полной откровенностью — мы не очень–то приветствуем новых посетителей, особенно в наши вечера. Заведение и так уже переполнено до потери уюта. О его местонахождении я скажу лишь, что оно иногда сотрясается из–за работающих неподалеку печатных машин, выпускающих газеты, а если выглянуть из окошка туалета, то можно разглядеть Темзу.
Снаружи «Белый олень» выглядит как самый обычный паб — и пять дней в неделю он действительно ничем не отличается от прочих. Общий и салунный бары находятся на первом этаже: там вы найдете обычное количество темных дубовых панелей и «морозного» стекла, бутылок за стойкой, рукояток пивных насосов… все как полагается. И в самом деле, единственный намек на двадцатое столетие вы отыщете лишь в общем баре — это музыкальный автомат. Его установили во время войны, предприняв смехотворную попытку помочь американским «джи–ай» чувствовать себя как дома, и мы первым делом позаботились о том, чтобы эта мерзость никогда больше не заработала.
Тут мне лучше объяснить, кто такие «мы». Это не столь легко сделать, как мне сперва показалось, потому что полный перечень клиентов «Белого оленя» составить, вероятно, невозможно, и он наверняка окажется до зевоты скучным. Поэтому сейчас я скажу лишь, что «мы» подразделяемся на три класса. Первый из них образуют журналисты, писатели и редакторы. Журналисты, разумеется, оседают тут с Флит–стрит. Те, кто не может держать марку, перебираются в другие заведения, а самые стойкие остаются. Что же касается писателей, то большинство из них узнают про нас от своих коллег. Они приходят сюда стрельнуть у них халявный экземплярчик и попадают в капкан.
Там, где циркулируют писатели, разумеется, рано или поздно появляются и редакторы с издателями. Если бы Дрю, хозяин заведения, получал процент с литературных сделок, заключенных в его баре, то стал бы богачом. (Мы подозреваем, что он в любом случае не бедняк.) Один из наших остряков как–то заметил, что уже стало привычным видеть в одном углу «Белого оленя» полдюжины негодующих авторов, спорящих с хранящим каменное лицо издателем, а в другом — полдюжины негодующих издателей, спорящих с автором, тоже сидящим с непроницаемым лицом.
Но довольно о литературе; должен предупредить, что позднее у вас не раз появится возможность для более тесного знакомства с авторами. Теперь давайте быстренько займемся учеными. Как они–то сюда попали?
Что ж, напротив «Белого оленя» расположен Биркбек–колледж, а на Стрэнде, всего в нескольких сотнях ярдов — Кингс–колледж. Это, несомненно, часть объяснения, и, опять–таки, большую роль играют личные рекомендации. Кроме того, многие из наших ученых еще и писатели, а не мало из наших писателей — ученые. Немного запутанно, но нам это нравится.
Третья порция нашего микрокосма состоит из тех, кого можно приблизительно обозначить как «заинтересованные обыватели». Их заносит в «Белый олень» обычный круговорот жизни, а общество и беседы начинают им нравиться до такой степени, что они регулярно приходят каждую среду — это день, когда мы все собираемся. Иногда они не выдерживают темпа и оказываются на обочине, но на их место обязательно приходят другие.
При наличии столь мощных ингредиентов вряд ли удивительно, что среды в «Белом олене» редко проходят скучно. Здесь не только рассказывают удивительные истории, но случаются и удивительные события . Например, был случай, когда профессор Х, зайдя сюда по дороге в Харвелл, забыл портфель с… ладно, не станем в него заглядывать, хоть мы тогда это и сделали. Там было столько всего интересного… Русские агенты могут найти меня в углу под мишенью для дартс. Дещево не продам, но можно договориться о рассрочке.
Сейчас, когда эта идея наконец–то пришла мне в голову, меня просто поразило, что никто из моих коллег не начал записывать эти истории. Неужели проблема заключалась лишь в том, что они, находясь столь близко к лесу, не разглядели деревьев? Или им не хватило побудительных мотивов? Нет, последнее объяснение не выдерживает критики: некоторые из них с не меньшей, чем я, горечью, жаловались на действующее у Дрю правило: «У нас в кредит не наливают». Единственное, чего я опасаюсь, печатая эти слова на своем стареньком бесшумном «ремингтоне», так это того, что Джон Кристофер, Джордж Уайтли или Джон Бейнон note [11] уже упорно трудятся, воспользовавшись лучшим материалом. Таким, например, как история «глушителя Фентона»…
11
ote1
Джон Бейнон Харрис — известный английский фантаст, публиковавшийся под псевдонимом Джон Уиндем