Девять плюс смерть равняется десять

Эта книга посвящается моим попутчикам на борту теплохода «Джорджик» в память о нашем плавании из Нью-Йорка в «британский порт» в начале войны.

Путешествие проходило в тех же условиях, при тех же затемнениях и спасательных жилетах, которые описаны здесь. Но на этом сходство с реальностью заканчивается. Дело было в сентябре 1939-го, а не в январе 1940 года. Корабль не перевозил боеприпасы. На его борту не происходило подобных описанным, прискорбных событий. Ни один персонаж книги – будь то пассажир, офицер или член команды – не имеет ни малейшего отношения к какому-либо лицу, существующему в действительности. Короче говоря, все, за исключением атмосферы, плод фантазии

Картер Диксон

Лондон, Северо-Западный округ, 3

Май, 1940 г.

Серый, как линкор, корабль стоял у причала, за которым начиналась Западная Двадцатая улица. Это был двадцатисемитысячетонный лайнер «Эдвардик» компании «Уайт плэнит», отплывающий во второй половине дня в «британский порт». Дома на фоне зимнего нью-йоркского неба блестели, как лезвия коньков. Хотя было только час дня, в некоторых окнах уже горел свет. Неспокойная грязная вода в гавани выглядела так, словно, упав в нее, можно было замерзнуть через несколько секунд. Ветер, со свистом проносящийся сквозь открытый пункт таможенного контроля, был немногим лучше.

Длинный и в то же время широкий «Эдвардик» казался крепким и надежным судном. Его борта изгибались, как дуга лука. Из таможни он виделся вымершим, если не считать тонкой струи коричневатого дыма, поднимающейся из единственной короткой трубы. Это были машинные выхлопы, тут же относимые в сторону ветром. Все казалось серым – палубы, мачты, вентиляторы, даже наглухо затемненные иллюминаторы.

Портовые полицейские ежились у грязной воды. Курить запрещалось даже в просторном и промозглом зале ожидания. Хотя погрузка давно закончилась, охранники никому не позволяли приближаться к судну. Наконец хриплый голос в громкоговорителе объявил посадку, и несколько человек вышли из зала ожидания, топая ногами и дыша на пальцы рук под аккомпанемент гудка буксира. Провожающие на борт не допускались, ибо «Эдвардик», хоть и числившийся пассажирским кораблем, вез в Англию боеприпасы. Его груз состоял из фугасных бомб стоимостью в полмиллиона фунтов и четырех бомбардировщиков «Локхид», припаркованных на верхней палубе. Пассажиров было только девять.

Для одного из них, стоящего в носовой части палубы «А», положив на перила большие руки, явилось величайшим облегчением, когда «Эдвардик» наконец тронулся с места.

Пассажир сам не понимал, почему с таким нетерпением ждал отплытия. Для этого не было никаких причин. Он покидал Америку ради сомнительной работы и сомнительного будущего в своей родной стране. Из-за частичной хромоты его никогда не взяли бы в армию. Следующие восемь дней (а может быть, девять, десять или одиннадцать, в зависимости от январской погоды и указаний адмиралтейства) ему предстояло провести внутри плавучего порохового склада, который одно удачное попадание торпеды разнесло бы на куски вместе со всеми живыми существами на борту.

Тем не менее его нервное напряжение как рукой сняло, когда «Эдвардик» заскользил задним ходом, медленно описывая широкую кривую, и между кораблем и причалом появилась полоса пенистой воды. Закутавшись в пальто, пассажир прислонился к перилам всем весом своего тела. Это был темноволосый молодой человек лет тридцати с небольшим, с приятным, хотя и мрачноватым лицом, в чьей внешности отсутствовало что-либо особо примечательное, если не считать легкой хромоты, которую он пытался скрыть при помощи трости. На нем были плотное ворсистое пальто и теплая шапка. Молодого человека звали Макс Мэттьюз – ранее он был журналистом, и притом хорошим. Его отговаривали плыть этим кораблем – существовало много итальянских и американских лайнеров, которые могли бы доставить его в Англию куда более долгим, зато более безопасным южноевропейским маршрутом. В данный момент молодой человек был возбужден сильнее, чем когда-либо бывал на его памяти за всю прошлую жизнь. «Слава богу! – думал он. – Наконец-то мы отплыли!»

Порыв ветра ударил ему в лицо, пробрав до костей, и он крепче ухватился за перила. «Эдвардик», которого тянули и подталкивали буксиры, покачнулся на развороте, но вновь спокойно заскользил, оживленный тарахтением собственных машин. Водное пространство между ним и портом становилось все шире.

Они поплыли вперед – в темноту и одиночество, под небом, казавшимся еще более пустым, чем с суши. На прощальный гудок корабля отозвались траурные свистки буксиров.

– Холодно, – заметил голос неподалеку.

Макс огляделся вокруг. У перил, глядя на носовые люки и полубак, в обычных рейсах служащие местопребыванием пассажиров третьего класса, стоял мужчина в легком пальто. Ветер прижимал к его глазам поля мягкой шляпы.

– Холодно, – повторил он.

Незнакомец и Макс признавали морской разговорный этикет. За пробным началом могло ничего не последовать. Если бы Макс всего лишь ответил: «Да, верно?» – и снова отвернулся, это означало бы, что он не в настроении для бесед. Но если бы он добавил какое-нибудь свое замечание, это свидетельствовало бы о желании продолжить разговор. К своему удивлению, Макс внезапно обнаружил, что не прочь поболтать.

– Да, верно? – сказал он. – Думаю, потом станет еще холоднее.

– Или жарче, чем нам бы хотелось, – добродушно, но загадочно отозвался незнакомец и полез в карман пальто. – Сигарету?

– Спасибо. – Это было окончательным знаком согласия на беседу. Ветер свистел даже с подветренной стороны, когда они отошли под частичное прикрытие палубного трапа, и после вежливых попыток подержать спичку друг для друга они зажгли сигареты самостоятельно.

Незнакомец, хорошо видимый в пламени спички, был высоким, крупным мужчиной с крепкими белыми зубами, сверкающими при улыбке. На вид ему было лет шестьдесят, и, хотя видневшиеся из-под шляпы волосы поседели, движения оставались упругими и энергичными. Карие глаза на массивном лице с резкими чертами блестели, как у молодого человека. Макса озадачивало, что он выглядел, говорил и был одет словно американец, хотя американские заграничные паспорта, как дали понять Максу, в эти дни было трудно раздобыть и американцам категорически запрещалось плавать на судах воюющих стран.

– Мне сказали, нас здесь всего девять, – продолжал незнакомец, взмахнув уже погасшей спичкой.

– Пассажиров?

– Да. Никого в туристическом или третьем классе. Только девять в первом, включая двух женщин.

– Двух женщин? – удивленно переспросил Макс.

– Да, – кивнул незнакомец. – Хотите сказать, что им здесь не место? Тем не менее капитан говорит… – Он развел руками.

– Вы видели капитана?

– Только мельком, – быстро отозвался незнакомец. – Перекинулся с ним несколькими словами утром. А что? Вы его знаете?

– Вообще-то он мой брат, – смущенно сказал Макс. – Если вы говорили с ним, вам повезло больше, чем мне. Вряд ли мы часто будем видеть его во время плавания.

– Ваш брат, вот как? Очевидно, потому вы и путешествуете на этом корыте?

– Это одна из причин.

– Меня зовут Латроп. – Незнакомец неожиданно протянул большую руку. – Джон Латроп.

– А меня Мэттьюз, – ответил Макс, пожимая руку.

Максу казалось, что знакомство прогрессирует слишком быстро, но дружелюбие и вежливость Латропа ему нравились. Оба зажмурились при очередном порыве ветра, спасая глаза от искр, летящих во все стороны от кончиков сигарет. «Эдвардик» быстро набирал скорость. Его винты вспенивали воду, создавая вибрацию, ощутимую на всех палубах. На горизонте исчезали небоскребы Нижнего Манхэттена. На фоне почти черного неба они казались белыми, а среди бескрайнего моря – карликовыми.