Девять снов Шахразады
Шрифт:
– Миновала еще одна ночь… – проговорил Шахземан. – И ты пыталась ему рассказать, что с сестрой и как ее к нам вернуть?
– Да, мой муж и повелитель. Но он ничего не услышал. Или ничего не захотел слышать. Он только отгораживался от меня руками и повторял: «я не понимаю этого».
– Скверно…
– Особенно скверно то, что именно он и может все исправить. Но не пытается даже понять, насколько все сосредоточено именно в его руках.
– Тогда будем ждать. Ибо ничего иного нам просто не остается.
Герсими
Свиток четырнадцатый
После утренней молитвы в доме визиря прозвенел гонг.
– О Аллах, что это? – спросил удивленный Мейф ад-Дин.
– Нас приглашают отведать утренних яств, о мой прекрасный… Отцу не терпится узнать, почувствовала ли я тяжесть его гнева?
– Его гнева, звезда моей жизни? Чем же ты, нежная, как серна, и робкая, как лань, могла прогневить своего отца?
– Упрямством… Непослушанием… Своеволием…
– О Аллах!
– О да, мой муж. Ибо я не соглашалась выйти ни за одного из тех женихов, которых находил мне мой отец.
– Но ты же вышла замуж за меня!
– Потому что это ты, о мое сердце!
Мейф ад-Дин рассмеялся. Но все же в душе осталась какая-то недоговоренность, и потому он стал все настойчивее расспрашивать Фариду.
– Но почему же ты не соглашалась выйти замуж?
И в этот миг Фарида стала такой, какой ее так не любил отец – своенравной, решительной, упрямой.
– Пойми же, мой прекрасный муж, что я мечтала найти свою любовь. Отдать мужчине душу и тело, страсть и нежность… Все то, что могу дать человеку, которого полюблю. Так, как полюбила тебя.
– Но что же тут дурного, о капелька росы?
Мейф ад-Дин любовался горящими глазами жены, нежным румянцем, что зажегся на щеках, когда Фарида начала говорить.
– Потому что отец считал, что я должна выйти замуж за того, кто покажется ему, а не мне достойной парой и достойным мужем. Но всерьез разгневался он на меня лишь тогда, когда я отвергла отвратительные ухаживания сына наместника. Самир совсем мальчишка, притом еще и безумный. Вбил себе в голову, что я могу обрести счастье только в его объятиях. Бродит по дворцу отца, сочиняет стихи…
– Я знаю, о ком ты говоришь… Но мне этот юноша вовсе не показался безумным. Скорее, он одержим страстью к тебе… И я не вижу в этом ничего дурного – он же влюблен.
– О мой муж, мне не хочется больше говорить об этом мальчишке. Важно лишь то, что из-за него разгорелся страшный скандал. Отец, разгневавшись на меня, решил, что я стану женой того, кто первым переступит порог нашего дома, пусть это будет даже вор.
– О Аллах милосердный…
– И потому я не ждала ничего хорошего. Каково же было мое счастье, когда я увидела тебя, о лучший из мужчин…
Мейф
– Пока что я лучший из мужчин лишь для тебя и лишь от заката до восхода. Ибо никто не поверит, что ты любишь уродливого горбуна.
– Я знаю истину. И мне не хочется сейчас вспоминать, кто и во что верит.
Фарида потянулась к мужу и, взъерошив рукой волосы, поцеловала его жарко и страстно.
– Пойдем же, о мой муж и повелитель. Нас ждут. И я клянусь тебе своей любовью, что смогу очень удивить отца. И, пусть ненадолго, но развеселить тебя…
Фарида сдержала свое слово. Едва войдя в зал, где с суровым видом сидел визирь Салах, Фарида бросилась к его ногам со словами:
– Да пребудет над тобой милость Аллаха всесильного и всемилостивого, о мой добрый и щедрый отец! Благодарю тебя и молю о долгих годах спокойствия и процветания.
Салах ожидал всего чего угодно, но только не таких пылких благодарностей. Но лесть всегда была беспощадным ядом. Вот и сейчас она подействовала мгновенно.
– Встань же, добрая дочь моя! За что же ты так благодаришь меня?
– Я целую землю у твоих ног, о мой добрый отец, за то, что стала женой лучшего из мужчин!
Салах озадаченно посмотрел на дочь, а потом настороженно взглянул на Мейф ад-Дина. В его взгляде без труда читался вопрос: «Чем же ты так быстро пленил эту строптивицу, урод?»
Но юноша предпочел отдать первую роль своей жене. Та же продолжила:
– Ибо в этом человеке сосредоточены все достоинства мира. Ибо только его я видела в своих снах и мечтала лишь о нем.
– Я безмерно рад, о моя почтительная дочь, что мне удалось осчастливить тебя… – И тут все же Салах не сдержал любопытства. – Но, Аллах милосердный, я не понимаю, как этому… человеку удалось так быстро пленить твое суровое сердце?
– Ты хотел сказать, отец, «этому уродливому человеку»? – О, как много было сейчас яда в голосе Фариды. Если бы Салах был чуть проницательнее, он бы испугался. Но, увы, визирь был хоть и умен, но высокомерен, а потому не расслышал ничего.
– О нет, дочь моя, я хотел сказать «этому незнакомому человеку».
– Ах, отец… Этот человек вовсе не незнакомец. Более того, он наш родственник.
– О Аллах, родственник…
– Увы, почтенный визирь, – ответил Мейф ад-Дин, стараясь не обращать внимания на гадливую гримасу на лице своего дяди. – Родственник. Вот этот клинок должен тебе рассказать обо мне все.
И юноша показал Салаху кинжал, который ему отдала мать в минуты сборов. И вновь вызолоченный узор у рукояти сверкнул хищным блеском, вновь заиграли самоцветы навершия в лучах солнца.
Визирь Салах с благоговением принял кинжал из рук Мейф ад-Дина, приложил его сначала к груди, а потом и ко лбу. В точности так, как это сделала на прощание Джамиля.
– Да продлит Аллах милосердный твои годы, о мой далекий брат, где бы ты ни был…
И потом продолжил совсем другим тоном: