Девять снов Шахразады
Шрифт:
Это мог быть только Анатоль и никто кроме Анатоля. Когда Маделайн взглянула на Доротею, на губах ее играла торжествующая улыбка.
– Анатоль возвращается! Дотти, увидишь – все будет хорошо.
Не дожидаясь ответа кузины, она с радостным нетерпением снова устремила взгляд на дорогу. Но по мере того как всадник приближался, ее улыбка увядала.
Этот могучий незнакомец совсем не был похож на ее Анатоля – куда более он походил на одного из тех разбойников, о которых с таким ужасом говорила Доротея. Облаченный
– Боже милосердный, – услышала Маделайн сдавленный возглас Доротеи. – Только не говори мне, что этот грубый верзила твой…
– Нет! – Рука Маделайн метнулась к миниатюре и сжала ее, как если бы то был священный талисман, ограждающий от злых сил. – Разумеется, нет!
Однако по мере того, как всадник приближался, ее все сильнее охватывало дурное предчувствие. Она вдруг ощутила непреодолимое желание спрятаться в карете. Но было уже поздно. Всадник ворвался во двор, и слуги Маделайн в страхе отшатнулись, словно земля перед ними вдруг разверзлась, явив взору пучину ада.
Всадник осадил лошадь перед лестницей.
– Где она? – громовым голосом, полным яростного нетерпения, вскричал он. – Черт побери, где моя жена?
Голос смуглого незнакомца насмешливым эхом заметался меж неприступных стен замка. Сердце Маделайн замерло, а пальцы с такой неистовой силой сжали миниатюру, что хрупкая слоновая кость едва не треснула.
– Нет! – выдохнула она, но в этом слове прозвучало не отрицание, а скорее мольба.
Она перехватила недоверчивый взгляд кузины и воскликнула:
– Говорю тебе, это не он! Не Анатоль! – Маделайн сама слышала, какое отчаяние звучит в ее голосе. – Это какая-то ошибка, ужасная ошибка… – повторила она еле слышно. – Ошибка… или дурной сон.
Когда незнакомец спешился, Маделайн взглянула на портрет, одновременно и надеясь, и страшась найти сходство между этим черным всадником и Анатолем, являвшимся ей в мечтах. Никакого сходства она не находила. В мужчине, стоявшем у подножия лестницы, не было и следа той печальной нежности, которая наполняла глаза юноши, изображенного на миниатюре.
Его поступь принадлежала не поэту, а воину, в каждом движении легко угадывалась властная натура, привыкшая повелевать и не терпящая неповиновения. Неизвестно откуда появились грумы и конюхи, ни один из которых не вышел к лошадям Маделайн. Угодливо кланяясь, они приняли у хозяина норовистого жеребца. С ног до головы одетый в черное мужчина с небрежной грацией пересек двор. По его виду можно было с уверенностью сказать, что все вокруг принадлежит ему.
У Маделайн упало сердце. Даже Роберт казался испуганным. Но все же он, хотя и с явной опаской, приблизился к незнакомцу и указал ему на верхнюю площадку лестницы,
Тот поднял голову, и Маделайн отшатнулась. Дольше отрицать очевидное было бессмысленно. Сколь бы чудовищным это ни казалось, но темноволосый мужчина и был ее мужем.
Ее мужем! Миниатюра выскользнула из внезапно ослабевших пальцев Маделайн и повисла на ленте. И тут горькое разочарование, охватившее все ее существо, сменилось новым чувством, когда Анатоль начал подниматься по ступеням. Она ощутила настоящий ужас.
– Доротея!.. – пробормотала она, ища рукой руку кузины.
Та тоже побледнела от волнения, но все же не преминула заметить:
– Я же говорила тебе, что надо бежать отсюда. Если этот человек не твой муж, то лучшее, что ты могла бы сделать, – достать пистолет и выстрелить в него. По-моему, этот дикарь способен изнасиловать тебя прямо на лестнице.
– Если это мой муж, то ему нет нужды брать меня силой. Я принадлежу ему по праву, – хрипло прошептала в ответ Маделайн. Одной этой мысли было достаточно, чтобы у нее задрожали колени.
Анатоль преодолел последнюю ступеньку и остановился. Вблизи его облик пугал еще сильнее – темные, рассыпавшиеся по плечам волосы, широкие нахмуренные брови, сверкающие глаза, ястребиный нос и высокие, резко очерченные скулы придавали ему удивительное сходство с кельтским воином. Если земля Корнуолла и могла смириться с присутствием человека, то именно такого человека – сурового и угрюмого. Широкий лоб Анатоля пересекал бледный, идущий наискосок шрам. Он окинул обеих женщин пронзительным взглядом.
– Мадам Ледж? – прозвучал его хриплый голос.
Маделайн, сдерживая дрожь в коленях, попыталась изобразить некое подобие реверанса, а неустрашимая Доротея воинственно выступила вперед и спросила:
– А кто спрашивает мадам Ледж?
Угрюмое лицо древнего кельта на мгновение посветлело.
– Мистер Ледж, – коротко бросил он. Он приблизился к Доротее и оглядел ее с ног до головы, причем в глазах его читалось некое подобие одобрения.
– Наконец-то вы прибыли, Маделайн! Добро пожаловать в замок Ледж, миледи.
И прежде чем та сумела произнести хоть слово, чтобы исправить ошибку, Анатоль Ледж с видом человека, намеревающегося честно исполнить свой долг, сжал ее в объятиях. Его голова склонилась, и он запечатлел на устах Доротеи супружеский поцелуй.
Маделайн, не в силах пошевелиться, в ужасе наблюдала эту картину. После слабой попытки к сопротивлению Дотти обмякла в железных объятиях Анатоля. Первый раз в жизни ее целовал мужчина.
Маделайн была столь же неопытна. И никогда прежде ей не доводилось видеть такого поцелуя – полного страсти, неутолимой жажды. Она прижала к губам дрожащие пальцы, словно ощутила жар этого поцелуя на своих губах, и по всему ее телу пробежал трепет.