Девять воплощений кошки
Шрифт:
– Он умный, Анфиса. Профи настоящий.
– Так он ведь нас подозревает, что мы эту тетку прикончили! А я ее даже не видела тут в музее. И ты не видела.
– Я ее видела, Анфиса.
– Где?
– Не в музее, я тебе потом расскажу.
Анфиса озадаченно притихла. Но ненадолго.
– Как же это мы здесь на него работать станем тайно? – спросила она. – Вообще это, конечно, страх как заманчиво: поучаствовать в раскрытии зловещего убийства в музее… Нет, ты послушай, как это звучит – зловещего убийства в музее! Я сразу бы согласилась, не будь двух обстоятельств.
– Каких
– Ну, у меня разрешение на съемку подписано только на сегодня. На эту вот ночь. Как же мы будем тут ошиваться все время? Ведь тут ошиваться надо, слушать, разузнавать все. И не там, в залах, а здесь, в Нижнем царстве, в самом чреве музея.
– Об этом не беспокойся, думаю, Елистратов это устроит. Мы зависнем тут, Анфиса. Зато ты сможешь спокойно делать свой проект – снимать. Мы работаем под твоим прикрытием фотографа.
– Да я бы поработала, даже на этого противного дядьку, лишь бы убийцу найти, – в четвертом часу ночи, после нудных допросов и ожиданий, после шока, пережитого у мертвого тела, Анфиса все еще лучилась остатками энергии и жизнерадостности, – не будь второго, самого главного обстоятельства: мы ведь тоже подозреваемые. Кать, лично я в подобной ситуации впервые. И я не в своей тарелке. А он такой подозрительный, этот твой Елистратов. Ну ладно я, меня он впервые видит. У меня они жилетку отняли на экспертизу, потому что на ней кровь. Спасибо брюки не сняли! Но ты! Он же тебя знает по прошлым делам. Знает, что ты из ГУВД области, сотрудник полиции, его коллега. И он смеет тебя подозревать, обыскивать, ставить под сомнения твои слова?
Катя хотела сказать, что когда происходит убийство – нет ни коллег, ни друзей, ни товарищей, ни сослуживцев. Есть лишь подозреваемые. И свидетели. И порой они пересекаются. И ничего хорошего из этого не выходит. Часто лишь разочарование и боль.
Но взглянув в лицо Анфисы, она решила не говорить того, о чем подумала, не добавлять печали. Пошарила в кармане пиджака (ей хоть переодеться разрешили, и на том спасибо) и нашла шоколадку, которую сама же (только вот когда, наверное, сразу) переложила из сумки в карман.
– На, поешь. Надо заесть всю эту дрянь.
Анфиса развернула обертку и разломила шоколадку пополам.
В этот момент дверь открылась, и оттуда повалили сотрудники опергруппы, наглотавшиеся елистратовских ЦУ под завязку, что ясно читалось по их хмурым невеселым лицам.
Елистратов вышел последним, с ним вместе невзрачного вида парень в очках. Глянешь на такого парня – лица никогда не запомнишь.
– Вот, познакомьтесь. Это наш сотрудник Тимофей Дитмар. Я его тут на связи в музее для вас оставляю. Будет находиться постоянно на посту вневедомственной охраны у гардероба. С вневедомственной охраной я сегодня утром это утрясу.
Катя разглядывала «связного», пытаясь запомнить его лицо. Оказывается это тот самый, который привел ее к Елистратову и потом приводил-уводил свидетелей. На вид интеллигентный, но уж очень неприметный. Хотя, наверное, тут такой и нужен – для связи. Надо же, у них с Анфиской теперь, как в шпионском романе, будет свой связник!
– Из нашего антикварного отдела я бы тебе прислал спеца. Все-таки это их хлеб – музейные дела, да они там все такие зазнайки… сразу кобениться начнут, права качать. Больно умные, – Елистратов закурил сигарету. – Еще палки начнут в колеса вставлять, одеяло на себя тянуть при раскрытии. А старший лейтенант Дитмар у нас в управлении первый по делам, связанным с экономическими преступлениями, шантажом, финансовыми злоупотреблениями. Очень толковый. И потом, все же эта среда ему не в новинку, у него дед – полярный географ, писал Большую Советскую энциклопедию по части географии. Ученая семья.
– Алексей Петрович, я предупредил свидетельницу Вавич, что вы к ней зайдете сами, – бесцветным голосом доложил Дитмар. – Нам надо урегулировать этот вопрос как можно скорее.
Елистратов (генерал!) кивнул послушно старшему лейтенанту.
– Пошли со мной, – сказал он Кате и Анфисе. – По дороге как раз проверим кое-что вместе.
По служебным коридорам они двинулись вслед за Дитмаром. Тот уже прекрасно ориентировался в «чреве» музея.
– Ну вот, коллега, поприсутствовали вы на допросах первичных. Как впечатление? – спросил Елистратов у Кати.
– Пока не слишком много информации.
– Да уж. Но два важных факта к размышлению уже есть.
– Какие? – наивно спросила Катя.
– Лгут свидетели-то. Нагло лгут.
– Я что-то не заметила… А кто из них лжет?
– Электрик Тригорский Михаил лжет о том, где он находился, когда услышал ваши крики. Он ведь сказал, что был у трансформатора недалеко от комнаты техников. А я с вашей, Екатерина, помощью специально предварительно маленький эксперимент провел. И понял, что крики и Юдиной, если она кричала, и ваши тоже, когда вы ее тело нашли, можно слышать лишь непосредственно в самом коридоре.
– Зачем парню врать? – спросила Катя.
– А вот это вопрос. Он находился в неосвещенном коридоре, где у двери – труп. И не хочет нам в этом признаться.
– А вы… то есть, ваши эксперты осмотрели его, как нас? На нем есть следы крови?
– Визуально ничего не обнаружено. Но мы взяли пробы.
– Вы во время допроса вида не показали, что он лжет, Алексей Петрович.
– Причину его лжи надо выяснять. Имейте это в виду.
– Это какой Тригорский? – спросила тихо Анфиса у Кати.
– Это тот юнец, который с фонарем явился, помнишь?
– Я его там в суматохе даже не разглядела.
– Успеете еще, разглядите. Вам с ним предстоит познакомиться, – утешил Анфису Елистратов.
– А еще кто лгал? – спросила Катя.
– Критстина Ольхова, здешний менеджер, по голосу было ясно. Может, и другие тоже… например, смотрительница Шумякова. Но это мы сейчас проверим.
– Кристина отрицала, что у нее был конфликт с Юдиной. Вы об этом? – спросила Катя.
Елистратов кивнул: