Девятая рота. Факультет специальной разведки Рязанского училища ВДВ
Шрифт:
Чай оказался ничуть не лучше, однако жиденькая картошка-пюре превосходила по вкусовым качествам вчерашнюю рисовую массу со следами тушенки. Жареная рыба хотя и была неимоверно костлявой, но ничуть не убавила нашего аппетита. Зато бутерброд с маслом оказался выше всех похвал.
После вечерней поверки я так быстро оказался в постели, что команду «отбой» даже и не услышал. Подозреваю, что крепкий сон срубил меня еще до того, как я оказался под одеялом. Первый день в качестве то ли курсанта, то ли молодого бойца закончился.
Глава 5. Карантин. Тяжко
Говорят, что в памяти остаются
Ясное утреннее солнце едва поднялось над верхушками сосен, и первые лучи пригрели мои озябшие плечи. Я сидел в последних рядах летнего клуба, как и весь наш взвод. Где-то впереди работник политотдела училища рассказывал нечто важное о международном положении и агрессивных планах НАТО, но мы этого не слышали. Опустив голову на грудь, дружно спали, тихо посапывая. Спину холодил легкий морозец ранней осени средней полосы России. Даже наши строгие сержанты смежили веки и подремывали, потеряв бдительность. Два часа отдыха оказались настолько ярким событием в нашей солдатской жизни, что запомнились мне навсегда.
Окрик «встать!» разбудил нас. Будилов первым вскочил и продублировал команду, добавив: «Строиться на занятие по ВДП». С этого момента началась интенсивная подготовка к парашютным прыжкам.
На парашютном городке ленивый прапорщик выдал макеты парашютов, в которые мы тут же облачились с помощью командиров и более опытных товарищей. На таком занятии, как правило, организовывалось несколько учебных мест, где руководителями были командиры отделений. На одной из точек приходилось спрыгивать с трамплина максимальной высотой 180 сантиметров, когда удар о землю соответствует силе удара при приземлении с парашютом. Иногда это делалось с кувырком через левое или правое плечо.
Другое учебное место предназначалось для обучения правильному выходу из самолета, верной группировке, точному отсчету времени и выдергиванию кольца. Согнувшись в три погибели мы «выпрыгивали из самолета», дружно орали: «Пятьсот один, пятьсот два, пятьсот три — кольцо-купол!»
Третья учебная точка делала такие занятия едва ли не напряженнее «физо» — физподготовки. Здесь надо было прицепиться карабинами к стапелю и висеть в воздухе, имитируя прыжок с парашютом после раскрытия купола. Сержант подавал разные вводные, например: «Парашютист слева идет лицом к вам». После этого должна последовать реакция, а именно: необходимо было потянуться на задних лямках и заорать предполагаемому парашютисту: «Задние тяни!», стараясь тем самым избежать предполагаемого схождения в воздухе. Обычно сержант давал команду, а затем не спеша проверял действия каждого из нас. Тем временем мы, дрожа всем телом от изнеможения, тужились удержать руки в согнутом положении.
После тридцати минут занятий наши немощные на тот момент руки тряслись, как у алкоголиков с похмелья.
Обед прервал наши мучения, и мы строем направились в столовую. Тогда мы узнали, что это была всего лишь предпрыжковая подготовка, которая проводилась на протяжении всех лет учебы перед каждыми прыжками, а не полноценное занятие по ВДП. При этом прыжок мог и не состояться, а предпрыжковая непременно была. Сами занятия по ВДП были гораздо сложнее и ответственнее. Только отличные знания значительно снижали риск возникновения «нештатных ситуаций» в воздухе, а в целом мы любили ВДП.
Летом можно было отдохнуть и позагорать на укладке парашютов или подремать на изучении материальной части. Зимняя укладка, как правило, проходила в просторных аудиториях кафедры ВДП, что тоже позволяло немного расслабиться. Преподаватели не были столь строгими, но их очень заботила точность и аккуратность во время укладки парашютов или швартовки парашютных грузовых систем. Особое удовольствие заключалось в том, что укладка проходила босиком. Снять сапоги в жару было равносильно отдыху под сенью березового леса.
Курсанты 4 взвода (выпуск 1983 г) на укладке парашютов в аудитории на кафедре ВДП
Исключение составляли собственно прыжки с парашютом, но это отдельная история. Несмотря на то, что особо мы не напрягались на занятиях, на экзаменах получали отличные оценки абсолютно все курсанты, причем вполне заслуженно. Материал усваивался всегда качественно.
Прием пищи в карантине проходил по армейским условиям, то есть взвод рассаживался по десять человек за длинным столом. Позже, в курсантстве, мы уже сидели по четыре человека. Кормились в обед, чем послал министр обороны по нормам солдат срочной службы, а именно: на первое вода с капустой, на второе капуста без воды и на третье вода без капусты. Все это соответственно называлось: щи, бигус и кисель, иногда компот.
Мы даже оголодавшие такую еду почти не ели. В основном налегали на хлеб. Исключение составлял Боря Максимов по прозвищу Макс. Тот мёл, что под ложку попадет, без особого разбору. Мы в какой-то момент озаботились его здоровьем, всерьез подозревая, что у него завелся глист-солитер, который и вдохновлял Борьку на такие «трапезные подвиги».
После обеда мы двинулись на самоподготовку, которая, в основном, посвящалась изучению уставов ВС, но и здесь отдохнуть не получалось. Сержанты бдительности не теряли и внимательно следили, чтобы все с открытыми глазами смотрели в книжки. Тут уже все силы уходили на борьбу со сном, и это без преувеличения.
Рабочий день завершался кроссом, который проходил в течение часа непосредственно перед ужином, который был значительно лучше обеда. В основном за счет масла, чая вприкуску с сахаром и жареной рыбы.
Время настолько было расписано по минутам, что именно тогда у меня появилась привычка заводить наручные часы не утром, как я делал всегда, а после отбоя. После команды «подъем» времени на это не было ни секунды.
Образ жизни и службы был направлен исключительно на физическое изматывание новоявленного курсанта, без отдыха днем и с минимальным — ночью. При этом сержанты вели себя корректно и не позволяли себе хамства и тем более любого рода издевательств.
Однако самое тяжелое заключалось не в бесконечных марш-бросках, силовых упражнениях, занятиях по строевой подготовке или жестком распорядке дня, а в преодолении искушения в самом себе. Дело в том, что до присяги можно было легко все эти мучения прекратить. Достаточно написать рапорт, и все — свобода, отдых и все блага гражданской жизни.
Тут еще и командиры наши каждый день капали на мозги, предлагая сбежать, а большинство и бежали именно тогда, в карантине, до принятия присяги. Такое искушение выдержали не все. Едва ли не каждый второй так и не смог получить лейтенантские погоны.