Девятихвостая академия
Шрифт:
— Великая Генко-сама, вы даже знаете мое имя! — польстившись на подобное проявление лисицы, старейшина не сразу спохватился. — Мы сами не слишком-то посвящены в детали, — продолжил мужчина, слегка отошедший от первого шока и восхищения. — С недавних пор крестьяне, что на поля отправляются, начали исчезать. Люд поговаривает, что кто-то завелся у деревьев, что поле нашего господина окружают, но жертвы нашлись и среди тех, кто вглубь не забирался... Пожалуйста, Генко-сама!
— Я займусь! — неожиданно раздался голос позади толпы, а у черношерстной лисицы даже глаз задергался, когда она увидела источник. — Распоряжение Академии, выкуси, коза. И ты, как-тебя-там, монетки оставила, быстро!
Люди сами собой расступались, кто удивленный, кто пораженный подобным отношением к посланнице Инари, но по мере того, как внесшая сумятицу девица продвигалась к храму, все сомнения постепенно устранялись сами собой.
В облегающей белой блузке и в ультракороткой мини-юбке, которая задиралась еще больше из-за движений пушистого белоснежного хвоста, с нахальной улыбкой на красивом загорелом личике, объявившаяся кицунэ-блондинка громко цокала каблучками высоких сапожек, пока не поравнялась с Генко.
— Шакко-тян, ну что ты, могла бы и потом зайти, — процедила сквозь зубы лисица в юкате, на что новоявленная девушка лишь издала фырканье, шевельнув белыми ушками. — Даже Лисьи Норы не освоила, балбеска.., — прошептала раздраженная девица.
— Вот еще. Давай-давай, не задерживай добрых людей. И монету гони, ну, сколько ждать? — призывно пошевелив пальчиками на протянутой ладошке, Шакко издала что-то вроде радостного тявканья, когда у нее в руке оказались монетки.
— Простите, Шакко...-с-сан, — кое-как выдавил из себя старейшина, на что хвост лисицы распушился, и она, повернувшись к мужчине, недружелюбно нахмурилась.
— Что-то не так?
— Может... Не сочтите за сомнение... Может, Генко-сама займется. А?
— Фыр! — показав язык, Шакко вприпрыжку унеслась из храма, успев сложить монетки в небольшой клатч, после чего все-таки достала одну и, выудив из сумочки смартфон, сделала фото на фоне пяти йен.
Примерно слышав, о чем речь, Шакко не стала отправляться на грязное поле, а практически сразу нацелилась на отдаленные пересохшие деревья с большими дуплами. Они смотрелись слишком обособленно и неестественно на фоне остальной местности, что и заинтересовало девушку. Слегка подлетев в воздух, чтобы не запачкать сапожки и разведать округу, лисица навострила ушки, заодно присматриваясь к последним лучикам солнца, выглядывающим из-за горизонта, частично скрытого за огромной священной горой, чья снежная шапка казалась нежно-розовой в такие моменты.
— Оума-га доки, время встречи с демоном, — прошептала себе под нос девушка, даже вдруг поежившись от нежданного ветра, но схватить пушистый хвостик оказалось достаточно для того, чтобы почувствовать себя лучше.
Прислушиваясь, Шакко слегка дернулась и вскоре спикировала вниз, приметив мерзкое существо. Чуть больше метра в длину, сантиметров пятнадцать в диаметре, большая гусеница валялась возле дерева, а из ее огромной зубастой пасти торчала окровавленная нога, медленно проходящая внутрь тела существа по мере того, как ёкай шевелил челюстями.
Сморщившись, Шакко осмотрелась и, решив, что никто не видит, все же осторожно прикрыла рот ладошкой, после чего послышался звук, будто она сплюнула прямо в руку — на загорелой коже медленно разгорался шарик пламени, а затем девушка, крутанув пушистым хвостом в воздухе, отправила мощный огненный шар прямиком в гусеницу-нодзути. Испуганно заверещав и завизжав от боли, волосатое существо тут же стало скукоживаться от жара, пока не исчезло совсем, оставив лишь полупереваренные кости после себя.
Мягко приземлившись неподалеку, Шакко шевельнула ушком, прислушиваясь, и, сделав еще пару фотографий, хотела было уже уйти, как вдруг услышала шаги — обернувшись, она приметила согбенную фигурку монаха, чья голова была прикрыта балахоном. Протянув руку в сторону девушки, мужчина будто бы подался в ее сторону, но Шакко, фыркнув, создала новый шарик пламени.
— Не обманешь, тварюшка.
***
— Гоменасай[4]! — стоя на коленях в кабинете директора, Шакко прижала ушки к голове, пока ее отчитывали. Лисица с белоснежным мехом, несмотря на внешность молодой девушки, все равно создавала впечатление опытной и мудрой женщины, что легко читалось по глазам, поэтому к ней обращались не иначе, как «Бьякко-сенсей».
— Шакко, извинений мало! Мы должны помогать людям, а не калечить их! И что делать с полем? Ты все его спалила! — ушки белоснежной лисицы мелко подрагивали от гнева, пока хвост тихо шелестел, касаясь обивки большого кресла. Директор была настолько разъярена, что часть бумаг, лежащих на столе, уже давно спорхнула на пол от колебаний воздуха, вызванных движениями ее хвоста.
— Гоменасай, мама!
— Не мамкай! Ты такая же ученица, как и все, я не вправе делать для тебя особые условия... Один твой вид уже был бы достаточен для того, чтобы тебя выгнать, бунтарская ты лиса! Где юката?! И простит меня Инари-сама, но почему ты таскаешь с собой еще и это порождение Древних?! — потрясая смартфоном, директор подошла ближе и схватила дочь за ушко.
— Ай-яй-яй! Я поняла, поняла! Но монах мог быть нодзути, разве нет?! — пытаясь высвободить ушко из цепких пальцев матери, девушка подлетела в воздух, за что и потеряла власть над вторым ухом.
Прищурившись, Бьякко отпустила дочку, и та, схватившись за ушки, обиженно надула щеки.
— Мог быть. Потому и не отстраняю тебя от практики, однако... Теперь будет одно условие, — коварно усмехнувшись, белоснежная кицунэ подошла к столу и глянула на дочь через плечо. — Ты должна призвать себе кицунэ-цуки[5].
Широко раскрыв глаза, Шакко издала фырканье, но быстро замолчала под грозным взглядом матери. Ей ничуть не хотелось обременять себя «помощницей», тем более, если получится такая, что будет постоянно ныть и причитать, что все не по традициям... Одной как-то проще.
— Не смотри так. Призыв и совместное проживание, как и служение Инари-сама, дисциплинируют, хочешь ты сама подобного или нет! — безапелляционным тоном заявила Бьякко, кивнув сама себе так сильно, что ушки качнулись. — Я уж постараюсь, чтобы тебе нашлась достойная компаньонка... Говорят, что в Мотоносуми-инари[6] приходило уже немало воинственно настроенных мико[7], так что самое время и тебе обзавестись поддержкой! — уверенным тоном закончила директор, твердо решившая, что убедила дочь.