Девятимечье. Тетралогия
Шрифт:
«Потому что. Я не хотел тебе сейчас раскрываться, но вынужден. План по спасению Ири, который ты придумал, безусловно, хорош, но не выдерживает столкновения с реальностью. Вам вдвоем не украсть девушку с костра».
«Что ты предлагаешь?»
«Свою помощь. А если точнее – Силу. Не свою – твою. По твоим венам течет Предел, в твоей коже, в твоих волосах, в твоем голосе и взгляде – Предел. Ты – воплощение Предела. И ты можешь использовать эту Силу».
«Конкретнее».
«Я разбужу в тебе эту Силу. Я покажу, как ею пользоваться – в минимальных масштабах, но вам хватит. Очень не хотелось бы этого делать, но, я так понимаю, отговаривать тебя спасать эту девушку – бесполезно?»
«Я дал Анжею слово дворянина! – глаза Этьена опасно сузились. – Кроме того, это просто долг честного человека!»
«Я так и понял. Итак, слушай меня, и внимательно слушай. Я не знаю, насколько смогу сам помочь, поэтому учись делать все и без меня. Закрой глаза…»
– Анжей, ты готов? – спросил Этьен, когда юноша проводил Кетару и вернулся, ведя под уздцы своего коня. Девушка очень обрадовалась, узнав, что граф поможет ее брату, и уезжала пусть не с легким сердцем, но по крайней мере уже больше уверенная в том, что затея ее брата увенчается успехом.
– Да.
– Тогда слушай меня. Сценарий мы переигрываем. Я отправляюсь на площадь первым, моя задача – отвлечь их внимание. Ты тем временем проворачиваешь вторую часть плана. Уходить будем под музыку и с фейерверками, как в Версале.
– Где? – судя по выражению лица, Анж не понял почти ничего.
– Неважно. Отправляйся за двумя лошадьми, свою отдай мне.
– Но…
– Ты хочешь спасти Ири? Тогда делай так, как я говорю.
Анжей несколько секунд смотрел в глаза аристократу, потом медленно кивнул и передал ему поводья. Развернулся – и исчез в полумраке зарождающегося рассвета.
Этьен вскочил в седло и рысью направил коня в сторону центра города.
На улицах наблюдалось чрезмерное для столь раннего часа оживление. Люди спешили смотреть, как сожгут развратницу.
Граф до сих пор не мог понять, как они узнают о грядущих казнях, и, тем более, зачем приходят на них. Но проезжая через большой перекресток, где пересекались три улицы, увидел большой деревянный щит, к которому была прикреплена какая-то бумага. Подъехав ближе, он прочел:
«На рассвете на главной площади города будет сожжена злокозненная ведьма и распутница. В полдень на главной площади будет колесован черный маг и еретик, на Северной площади будет сварен в кипящем масле виновный в ереси и растлении, третьем стане после полудня на главной площади будет распят нелюдь-чернокнижник…»
Дальше Этьен читать не стал – его затошнило. Расписание развлечений для толпы.
И ведь никому из этих людей не придет в голову всей толпой навалиться на церковников, чтобы отбить у них своих детей, сестер и братьев, родителей… Возможно, они и заслужили своим невмешательством такую кару, как Инквизиция? Сами позволяя святошам творить такое с ближайшими своими друзьями, они надеются, что с ними ничего подобного произойти не может. А пока надеются – не пытаются бороться с Церковью.
– Стоят ли они того, чтобы их спасать? – прошептал Этьен самому себе. – Достойны ли эти люди иной судьбы?
– А кто ты такой, чтобы решать, чего они достойны, а чего – нет? – раздался рядом тихий, спокойный голос.
Рядом с остановившим коня, чтобы прочесть объявление, графом стоял невысокий изможденный человек в рясе простого священника. Из-под накинутого капюшона спадали пряди каштановых волос.
В первое мгновение с губ Этьена едва не сорвалось знакомо-привычное: «Благословите, святой отец», но в следующий миг он вспомнил, где находится, и рука метнулась к рапире. Но священник, заметивший движение, грустно покачал головой.
– Не стоит. Иди и делай, что должен. Не ошибись только в выборе стороны. Сойди с коня, граф Этьен.
В этом тихом голосе была такая сила, что он не смог противиться… нет, не приказу – просьбе. Легко спрыгнул на землю, выпустил поводья – под взглядом серых, мудрых глаз опустился на колени перед священником. Тот положил руку ему на голову.
– Благословляю тебя, Избранник. Да будет с тобой Создатель, покуда ты хранишь в себе себя и пока не изменишь себе. Храни тебя Тьма, раз уж Свет не охранил…
Этьен замер, пораженный. Его переполняла Сила. Сила, происходящая от осознания собственной внутренней правоты. Он делал правильное дело и шел по правильному пути, и уверенность в этом текла по венам.
Лишь через несколько секунд он поднял голову, но странного священника рядом уже не было.
Граф вскочил в седло – времени оставалось все меньше и меньше. Он быстрой рысью направил коня в сторону площади и мысленно прокрутил в голове весь разговор со странным священником.
Он не назвал имени Христеса, как полагалось, он не произнес ритуальную формулу о взгляде Бога на каждого, он благословлял именем Создателя – а Христеса Создателем не называли. Богом – называли, а Создателем – нет. Фраза о Тьме и Свете и вовсе была совершенно непонятна.
Впрочем, думать об этом придется позже – Этьен подъехал к главной площади Атана.
В самом центре площади несколько инквизиторов низкого ранга устанавливали столб для сожжений, еще несколько человек собирали какое-то жутковатого вида приспособление из стальных скоб. Клетку с осужденной еще не привезли.
Этьен сбросил плащ, перекинул его через луку седла. После нескольких простых действий Кетары его кожаный колет стал выглядеть так, словно стоил не два серебряных креста, а как минимум – один золотой. Граф выпрямился, поправил серебрёный эфес рапиры – теперь никто не принял бы его за простолюдина.
Теперь можно было проехать к самому эшафоту. Из-за того, что час был ранний, аристократов на площади почти не было, Этьену удалось приблизиться почти вплотную.
Теперь оставалось только ждать, когда привезут несчастную, а пока что он осматривался.
С главной площади виднелись выезды на три улицы. Центральная, начинавшаяся от самой площади, отпадала сразу – до следующего перекрестка было слишком далеко, да и солдат Инквизиции там будет много. Впрочем, сами выезды с площади они перегородят все… но это уже другой вопрос. Налево уходила улица, ведущая к главным воротам Атана – она тоже не подходила, так как пролегала мимо казарм стражи. А вот третья улица вела к большому рынку, где улочек становилось много – там вполне можно затеряться.