Девятый Будда
Шрифт:
— Не сомневаюсь, — ответил он. — Вы говорите, что несколько человек были убиты. Кто стрелял?
— Да, ваше превосходительство, стрельба была. Кажется, отрядом командовал молодой лейтенант, Швиттерс. Вы помните его? Он...
— Да, я помню. Продолжайте!
— Извините, ваше превосходительство. Так вот, отрядом командовал лейтенант Швиттерс. Кажется, он запаниковал и приказал дать залп поверх голов нападавших. А когда это не подействовало, он приказал стрелять в толпу. Они убили порядка двадцати человек, но никто не знает точного числа убитых. Затем они кинулись
— Да? Да?
— Яханци думает... Он думает, что это только начало, генерал.
— Начало? Почему он так думает? У него есть для этого какие-либо причины?
— Монголы выкрикивали что-то насчет ребенка, ваше превосходительство. Яханци говорит, что он что-то вроде Будды. Я толком не понял, о чем он говорил, — для меня все это слишком запутанно, господин генерал. Но, похоже, что они ожидают, что этот ребенок станет каким-то вождем. Так говорит Яханци, а он, я думаю, в этом разбирается. Этот ребенок, ну, он что-то вроде Спасителя, появления которого они ждут. Вы их знаете. Яханци говорит, что слухи об этом ребенке доходили до него с разных концов страны. Я спросил его, что если...
Голос Сепайлова начал затихать. Фон Унгерн Штернберг застыл в своем кресле, его руки лихорадочно вцепились в кожаные подлокотники. На нем был монгольский шелковый плащ красного цвета, накинутый на форму; из-под него виднелись черные бриджи и черные сапоги: образ генерала, который учится быть богом. Взглянув в его лицо, Сепайлов вспомнил иконы, которым поклонялся в детстве. Это было тонкое, сухое, аскетичное византийское лицо, которому для окончательного сходства с иконой не хватало охры, темно-красной краски и позолоты. Его лицо напоминало прекрасное, измученное лицо святого, только в нем не было ни следа святости. Он всегда был неаккуратным, но в последнее время Сепайлов стал замечать, что в голове у него еще больший беспорядок. Унгерн сдавал. Он был полон пророчеств, снов и прочих нематериальных вещей, характерных для сумасшедшего бога. Но главное было в том, что он разваливался на части.
— Откуда пришел этот ребенок? — гневно и резко спросил он.
— Яханци думает...
— Да? — Унгерн потушил наполовину выкуренную сигарету и прикурил следующую.
— Он думает, что мальчик, должно быть, пришел с Тибета. Он даже уверен в этом. Я полагаю, что он знает больше, чем говорит. Кто-то сказал ему, что мальчик не один, с ним мужчина.
— Мужчина? Тибетец?
Сепайлов покачал головой.
— Яханци думает, что он либо монгол, либо...
Он замялся.
— Да?
— Либо русский. Бурят. Так говорит Яханци. И, возможно, с ними еще один мальчик. По слухам, европеец. Говорят, что он тоже является чьим-то воплощением.
— Что говорит Яханци по поводу первого мальчика, тибетца, — кто он такой, по его мнению? Кем он сам себя считает?
— Что-то вроде Спасителя, ваше превосходительство. Будда. Вам надо спросить самого Яханци.
Лицо Унгерна приняло жесткое выражение. На лбу заметно запульсировала
— Какой Будда? Разве Яханци не сказал этого? Ну же! Что он сказал?
— Я... Я... — Сепайлов начал заикаться.
В своей жизни он убил немало людей просто голыми руками, но Унгерн все еще мог заставить его заикаться, словно он был школьником.
— Так что же?
— Я не помню, ваше превосходительство. Что... кажется, это слово начиналось на "м".
— Майдари? Правильно? Майдари Будда? Ну же!
— Да. Кажется, так, ваше превосходительство. Я уверен, что так. Но вам надо спросить Яханци. Он знает точно.
— Прекрасно. Скажите Яханци, что я хочу видеть его. Прямо сейчас. Убедитесь, что он все понял. Мне безразлично, занят ли он на Совете, или у него есть другие дела, просто приведите его сюда. И скажите ему, что сегодня вечером я хочу встретиться с Бог до Ханом.
— С Кхутукхту?
— Да, с Кхутукхту. С глазу на глаз. В его дворце. Сегодня вечером.
— Отлично. — Сепайлов поднялся, чтобы идти.
— Сядьте, — рявкнул Унгерн. — Я еще не закончил.
Сепайлов поспешно сел.
— Извините, я...
— Направьте Казанцеву сообщение. Отправляйтесь на радиостанцию и лично отправьте сообщение. Убедитесь, что на том конце вас слушает Казанцев.
— Да, ваше превосходительство.
— Скажите ему, чтобы он начал поиски мальчиков и мужчины. Пусть выделит для этого всех свободных людей. Убедитесь, что он понял. Надежных людей. Монголов, тибетцев, бурят. Но не русских. Понятно?
— Да, ваше превосходительство. Это все, ваше превосходительство?
— Нет. Скажите ему, что я хочу, чтобы мальчиков убили. Мужчину, по возможности, надо взять живым. А мальчиков убить. Меня не волнует, если ему придется убить всех мальчиков от Урги до Улиассутая, мне важно, чтобы были убиты два конкретных мальчика. Особенно маленький тибетец. Убедитесь, что он понял инструкции. Можете идти.
Сепайлов снова поднялся, отдал честь и повернулся кругом.
— И еще...
— Да, господин генерал?
— Скажите Казанцеву, что мне нужна голова. Что он должен прислать мне голову мальчика. Убедитесь, что он понял. Он может набить ее соломой или чем угодно. Но мне нужна голова.
— Да, ваше превосходительство. Голова. Очень хорошо, ваше превосходительство. Я скажу ему. — Это было нормально. Это он мог понять. Это имело к нему непосредственное отношение. Вся остальная абракадабра раздражала его. Он передаст Казанцеву насчет головы.
Сепайлов поднял полог юрты и вышел на улицу. Руки его тряслись. Он уже несколько месяцев не видел Унгерна в таком гневе. Он глубоко вздохнул и пошел прочь. Мысль о головах сделала его беспокойным. Он надеялся, что до ночи будет хоть одна казнь, в которой он примет участие.
Глава 55
— А он придет?
— Да, — ответила Чиндамани. — Он придет.
— Почему?
— Потому что я попросила его об этом. Он не может отказать мне.