Девятый ключ

Перевод осуществлен на сайте http://lady.webnice.ru

Призраки все портят. Особенно вашу личную жизнь.

Дела у Сьюз идут хорошо. Ее новая жизнь в Калифорнии проходит в вихре вечеринок, сменяющихся днями, когда ее прическа остается идеальной. Тэд Бомонт, самый сексуальный парень в городе, даже позвал Сьюз на ее первое в жизни свидание. Сюзанна в таком восторге, что не хочет обращать внимание на дурные предчувствия по поводу Тэда, а особенно на тот факт, что он не Джесс, чей призрачный статус – не говоря уже о его очевидной

А вот кого Сьюз не может игнорировать – так это призрак убитой женщины, смерть которой, кажется, напрямую связана с темными секретами, сокрытыми в прошлом никого иного, как Тэда Бомонта.

Никто не предупредил меня насчет ядовитого дуба [1].

О, мне сказали, что здесь растут пальмы. Ага, про пальмы мне много чего наговорили, это да. Но никто и не подумал хотя бы вскользь упомянуть о неприятностях, связанных с ядовитым дубом.

– Дело в том, Сюзанна…

Это отец Доминик ко мне обращается. Я пытаюсь сосредоточиться, но позвольте мне кое-что вам сказать: ядовитый дуб вызывает чесотку.

– На медиаторах – таких людях, как мы с тобой, Сюзанна, – лежит ответственность. Она состоит в том, что мы должны предоставлять помощь и утешение горемычным душам, страдающим в пустоте между мирами живых и мертвых.

Я что хочу сказать: пальмы – это, конечно, мило и все такое. Было круто сойти с самолета и увидеть их повсюду, особенно если учесть все эти разговоры о том, насколько холодно может быть в Северной Калифорнии по ночам.

Но что за дела с этим ядовитым дубом? Почему никто и не подумал предупредить меня о нем?

– Понимаешь, Сюзанна, наш долг как медиаторов – помочь потерянным душам попасть туда, куда им и полагается отправляться. Можно сказать, мы их проводники. Их духовные связные между этим миром и последующим. – Отец Доминик дотронулся до нераспечатанной пачки сигарет, лежавшей на его столе, и одарил меня своим взглядом взрослого ребенка. – Но когда духовный проводник хватает призрака и швыряет его в дверь шкафчика… Ну ты сама понимаешь, такое поведение не способствует возникновению доверия, которое мы хотели бы заслужить у наших беспокойных братьев и сестер.

Я отвела взгляд от сыпи на руках. Сыпь. Да это слово даже близко не подходило для описания масштабов катастрофы! Это было похоже на грибок. Даже хуже, чем грибок. Скорее опухоль. Коварная опухоль, которая, дай ей время, поглотит каждый сантиметр моей когда-то гладкой, безупречной кожи, покрыв ее красными чешуйчатыми волдырями. Из которых, кстати, сочилась прозрачная жидкость.

– Ага, – согласилась я, – но если наши беспокойные братья и сестры устраивают нам веселенькую жизнь, я не вижу ничего плохого в том, чтобы просто улучить момент и съездить им по…

– Но разве ты не понимаешь, Сюзанна?

Отец Доминик стиснул пачку в кулаке. Я знала падре всего пару недель, но если он начинал вертеть в руках свои сигареты – которые, кстати, никогда не курил – значит, был чем-то расстроен.

И этим «чем-то» в данный момент, похоже, была я.

– Поэтому ты и называешься медиатором, – пояснил святой отец. – Предполагается, что ты будешь помогать этим беспокойным душам достичь духовной целостности…

– Слушайте, отец Дом, – перебила я его, перестав рассматривать свои распухшие руки. – Не знаю, с каким типом призраков вы имели дело в последнее время, но те, с которыми сталкивалась я, были близки к обретению духовной целостности примерно так же, как я к тому, чтобы отыскать в этом городе кусок сносной, по нью-йоркским меркам, пиццы. Ни тому, ни другому не бывать. Эти ребята могут направляться в ад, на небеса или в свою следующую жизнь в ипостаси гусеницы в Катманду, но какие бы пути перед ними ни лежали, иногда им просто необходим легкий пинок под зад, чтобы добраться до места назначения…

– Нет, нет, нет. – Отец Дом подался вперед.

Он не мог наклоняться слишком сильно, потому что примерно неделю назад одна из этих его беспокойных душ решила отказаться от духовного просветления и вместо этого попыталась оторвать падре ногу. А еще она сломала ему пару ребер, хорошенько приложила по голове, что привело к неслабому сотрясению мозга, разнесла полшколы и, постойте-ка, что там еще?

А, да. Попыталась убить меня.

Отец Доминик вернулся к работе, но на ноге его красовался гипс, начинавшийся от кончиков пальцев и исчезавший под длинной черной сутаной. И кто знает, где он заканчивался? Лично мне не нравилось об этом думать.

Правда, святой отец управлялся со своими костылями довольно ловко. При необходимости он вполне смог бы побегать взад-вперед по коридорам за опоздавшими учениками. Но поскольку он был директором, ему не было нужды заниматься отлавливанием провинившихся беглецов – это делали послушницы. Кроме того, отец Доминик был классным парнем и не делал бы ничего подобного, даже если бы это не составляло ему труда.

Хотя, если вас интересует мое мнение, он воспринимал всю эту чепуху с призраками слишком серьезно.

– Сюзанна, – устало сказал отец Дом. – Мы с тобой, на счастье или на беду, рождены с невероятным даром – возможностью видеть мертвых и разговаривать с ними.

– Опять вы за свое со всей этой ерундой про дар, – закатила я глаза. – Честно говоря, падре, мне так не кажется.

Да и как могло быть иначе? С двухлетнего возраста – мне было два года! – меня теребили, колотили, доставали беспокойные призраки. Четырнадцать лет я терпела оскорбления этих «беспокойных душ», помогая им по мере возможности и раздавая им тумаки в остальных случаях. И при этом постоянно тревожась, что кто-нибудь выведает мой секрет и объявит меня биологическим уродцем. Я-то с младенчества об этом знала, но вот от своей милой многострадальной мамы тщательно пыталась скрыть правду.

А потом мама вышла замуж во второй раз и увезла меня в Калифорнию, – в середине моего предпоследнего учебного года, спасибо ей большое, – где, о чудо, я наконец-то встретила человека, проклятого так же ужасно: отца Доминика.

Только вот он отказывался видеть наш «дар» в том же свете, что и я. С его точки зрения, это была изумительная возможность помочь всем нуждающимся.

Ну да, ладно. Ему это подходит. Он же священник. Он не шестнадцатилетняя девушка, которой вообще-то хотелось бы иметь личную жизнь.