Девятый
Шрифт:
Я без фехтовальных изысков сбрил все, что выступало из днища, в очередной раз обрызгав лицо чем-то липким. Опять кто-то хватает за ноги – сразу за обе. Одну освободить успел (минус чьи-то пальцы), а вот вторую – нет: меня извлекли на свет божий. Ночь растаяла – повсюду что-то пылало, и видно было немногим хуже, чем днем.
Торжествующая «горилла» задрала мою ногу кверху. Подметая головой землю, отчаянно попытался достать ее мечом, да где там – чешуя непробиваема, да и замаха толкового не получилось. Вторая лапа вздымается, готовясь опуститься
Чешуя на груди «гориллы» вспухает, расступается, пропуская выбирающийся копейный наконечник… умеют мужики бить… Острый крюк второго копья грубо перехватывает шею, тянет в сторону, меня начинает заливать мерзкой кровью. Пока два всадника удерживают тварь на копьях, подоспевший ополченец деловито, без суеты, сносит обе лапы. Освободившись, я падаю, откатываюсь, оборачиваюсь – обезглавленный торс погани валится на землю.
Как у них здесь все четко поставлено – командно действуют. А я – будто онанист, заблудившийся в публичном доме, – по-идиотски одинок…
Подоспевшие основные силы кавалерии вытеснили тварей за периметр, опять захлопали луки – во мрак полетели горящие стрелы. Похоже, мы побеждаем.
Отвоевался я – боезапас адреналина на исходе, и болит много чего. Без меня справятся – и так, небось, половину армии тьмы перерезал, а вторую половину без пальцев оставил. Ну, если не половину, то четверть точно. Или хотя бы одну десятую… Ладно, пусть даже пять процентов! Все равно в моем мире за такое геройство медаль положено вручать, а в этом я просто выйду из боя чуть раньше.
Радостные, торжествующие крики – враг сломлен, мы побеждаем. А что я обычно делаю в таких случаях? Правильно – ищу Тука.
* * *
Тук валялся между линией костров, окружавших скопище небоеспособного населения, и линией телег. У него сегодня выдалась интересная ночка: он получил бревном по горбу; затем им кидались в хороших людей; потом его кто-то бил; а в завершение, судя по уликам, по нему проскакала наша доблестная кавалерия. Я бы после такого точно ласты склеил…
Доспехи смяло, местами совсем уж искорежило, заклинив в сочленениях. Шлем сплюснуло, забрало согнулось на манер птичьего клюва. Бронированный горбун лежал на боку без движения – даже не понять, дышит или нет. Постучал по макушке шлема рукояткой меча:
– Хозяева дома есть?
Из-под покореженной стали донеслись невнятные звуки, а затем хорошо знакомый голос торопливо, глотая слова, за какие-то четыре секунды успел порекомендовать мне оказать всем здешним мужчинам разнообразные сексуальные услуги, после чего проделать аналогичные деяния с поганью, причем не только с живой – про мертвых не забыл. Скот домашний тоже упомянул, как и лесных зверей на три дня пути вокруг.
– Тук, живой? Это я, Дан.
– Сэр страж?
– А у вас есть другой Дан?
– Простите дурака – плохо
– Да ничего – бывает. Ты как?
– Вроде не помер, хотя сомнения имеются…
– Встать сможешь?
– Пытался, да только железо сильно помяло. Гнат под мой горб на кривой уголок пластины поставил, вот его, похоже, и поломало. Заклинило спину в пояснице – я тут как бублик теперь скручен. Эх, неудачно подогнали все! Переделывать надо по-другому.
– Сейчас бой закончится – и кузнеца поищу.
– А как там драка? А то я, кроме навоза, перед глазами не вижу ничего. И не слышу…
– Твари в лес удирают; люди за ними гонятся; Арисат народ остановить пытается.
– Это верно – нечего нашим ночью в лесу делать. Да и вдруг заманивают: погань – она такая… хитрая… Сэр страж, а может, вы меня высвободить сумеете?
– Прости, Тук, но я в кузнечном деле профан.
– А тут и не надо знать ничего – просто попробуйте расстегнуть броню. Ослабнет гнет – я и распрямлюсь, выберусь, а потом уж ногами займусь – их в коленях зажало.
С одним боком легко вышло, а вот со вторым повозиться пришлось – переворачивал Тука. Тяжелый, зараза, а на меня вдруг усталость накатила – после выброса энергии откат начался. В бою главное – силы сохранить, а как это сделать, если махать мечом, не переставая? Он только с виду легкий, а на деле… Не хватает мне в этом вопросе опыта…
Совместными усилиями освободили Тука от доспеха – только перекошенный шлем остался. Я расстегнул на нем ремешок, но не помогло – тут уж без кузнеца не обойтись. Горбуна, судя по реакции, это очень расстроило:
– Вот же погнуло – даже выпить теперь не получится. Что бы придумать, а то ломит все болезненно очень…
– Ты не сломал себе ничего?
– Бронь спасла, но помяло изрядно – бока гудят, да и по спине что-то очень уж обидное прилетело.
– Это тебя бревном угостили, когда на меня оглянулся.
– Поделом мне – нечего в драке таращиться куда попало.
– Идти сможешь?
– А куда?
– Куда-куда! Пить медовуху!
– Если нужен, то пойду, конечно, – почему бы и не сходить для хорошего дела. Только как я кружку подносить к этому клюву буду?
– Значит, и к лекарке дойдешь – пусть тебя осмотрит.
– К Трее? Да, надо бы ее проведать, и вам тоже не помешает. Поспешите, а то сейчас к ней всех пораненных притащат, и, думаю, немало их будет после такой драки. Интересно – как она его голову осматривать станет? В этой кастрюле…
* * *
При нападении погани на Талль я заработал скверную на вид, но пустяковую рану бедра, пару царапин на лопатке и запястье. Тогда это казалось серьезным – никогда до этого мою драгоценную кожу так не терзали. Самая страшная травма за все мои двадцать девять лет и рядом не стояла с таким членовредительством. И вообще обидно тогда получилось, в детстве – жестоко пропорол ягодицу диванной пружиной.