Дейр
Шрифт:
— Кто выдвинул обвинение против миссис О’Брайен?
— Не знаю. Кто-то послал доносы епископу и шерифу. Имена доносчиков, сам знаешь, всегда держат в секрете.
Джек задумчиво потер подбородок и сказал:
— Аптекарь Нат Рейдли растерял свою клиентуру, потому что не мог конкурировать с матерью Полли.
Эд криво улыбнулся.
— Ох, какой ты умный! Да, не мог. И все догадываются о том, кто послал донос. Не забывай, парень, что жена Ната самая большая сплетница в Слашларке. А это о чем-то ведь говорит!
—
— Если миссис О’Брайен торговала этими дьявольскими зельями, она заслужила, что ее сдали властям, какими бы ни были подлинные мотивы Рейдли.
— Что же сделали с миссис О’Брайен?
— Ее приговорили к пожизненной каторге на золотых копях в Горах Анания.
Джек поднял брови.
— Суд свершился так быстро?
— Она созналась во всем через шесть часов после ареста, а выслали ее двумя днями позже.
— Шесть часов пыток могут кого угодно заставить сознаться. Что, если местный блюститель соглашения услышит об этом?
— Ты говоришь так, будто защищаешь ее. Ты же знаешь, что, когда кто-нибудь явно уличен, небольшая пытка только помогает ускорить правосудие. А гривастым не положено знать об орудиях в подвале тюрьмы. Да и что они могут сделать, если даже узнают о том, что мы нарушили соглашение? Что из того?
— Значит, ты считаешь, что Полли прячется в кадмусе, на ферме у моего отца?
— Вот именно. И я намеревался загнать Вава в угол и принудить его рассказать мне правду, но когда я остался один на один с ним, я потерял контроль над собой и…
Он сделал жест в сторону трупа.
Джек посмотрел в том направлении и закричал:
— Что это?
Ванч наклонился и приподнял за длинные волосы голову убитого. Отвисшая челюсть оттянула кожу так, что ножевые разрезы на каждой щеке удлинились.
— Видишь эти буквы “УР” — убийца гривастых? Когда-нибудь ты увидишь их на щеках каждого гривастого в Дионисии, а если мы наладим сотрудничество с другими странами, то и по всему Авалону. Ими будет помечен каждый гривастый, и каждый гривастый будет мертв.
— Я слышал какие-то разговоры в тавернах о тайном обществе, посвятившем себя истреблению гривастых, — медленно произнес Джек. — Но я не поверил этому. Какая же это тайна, если об этом знает каждый пьянчуга? И кроме того, я подумал о том, что именно такую трепотню слышишь, как только заходит речь о проблеме. Всегда одни разговоры. И никаких действий!
— Клянусь всеми святыми, теперь ты увидишь действия!
Эд поднял мешок, висевший на веревке через его плечо.
— Помоги мне похоронить его, Джек.
Он вытащил из мешка лопату с короткой ручкой и штыком, изготовленным из недавно изобретенного прочного стекла. При виде ее Джек ужаснулся не меньше, чем при виде мертвого тела. Наличие лопаты говорило о хладнокровно выполненном замысле.
Ванч начал срезать дерн и откладывать его в сторону, не переставая при этом говорить. Говорил он все время, пока копал неглубокую могилу.
— Ты еще не член общества, но ты замешан в этом так же, как и я. Я рад, что именно ты, а не кто-то другой застал меня. Кое-кто из этих подхалимов, желчных любителей гривастых, вместо того чтобы пожать мне руку, побежали бы с жалобами к шерифу.
Разумеется, если бы они это сделали, это бы нам так не прошло. Не одни гривастые могут заработать такие отметины на щеках. Кожу человека-предателя резать столь же просто. Ну, что? Поможешь?
Джек оцепенело покачал головой. Ему нужно было сделать выбор: либо объявить, что он заодно с Эдом, который отождествлял себя со всей расой людей, либо против него. Его мутило от того, что произошло. Он искренне сожалел о том, что Самсон учуял запах крови и что он увидел блеск ножа в просвете между кустами. Ему хотелось повернуться и бежать со всех ног отсюда, забыть обо всем этом. Отрицать это было невозможно, как невозможно было убедить себя, что ничего не произошло, а если и произошло, то он здесь совершенно ни при чем. Он не мог этого сделать. А теперь…
— Бери его за ногу, — сказал Эд, — я возьму за другую, и мы потащим его к могиле.
Джек вложил саблю в ножны. Вдвоем они потащили тело по поляне, руки сатира безвольно волочились, будто брошенные весла в угоняемой течением лодке. На примятой траве остался кровавый след.
— Нужно забросать могилу травой, — сказал Эд, взмокший от пота.
Кейдж кивнул. Он еще раньше задумался на тем, почему Эд, хотя и невысокий, но сильный парень, просил его, Джека, о помощи. Расстояние до могилы было всего каких-то десять метров. Теперь он понял: его помощь в погребении будет означать соучастие в содеянном.
Хуже всего было то, что он не мог отказаться. Нельзя сказать, что Эд принудил его к этому. У него не было страха ни перед Эдом, ни перед более могучим, хотя и окутанным туманом обществом убийц гривастых. Ведь в конце концов гривастые не были людьми: у них не было души, пусть даже, если оставить в стороне необычный рост волос на теле, они были похожи на людей во всем остальном.
Прикончить одного из них вовсе не считалось убийством, преступлением в полном смысле этого слова, хотя по закону это было преступлением. Убийство собаки не было наказуемо. Почему же должно было быть наказуемо убийство одного из вийров?
Было множество причин, по которым суды расценивали это как преступление, как убийство. Главная из них — необходимость. Правительство Дионисии заключило соглашение, которое устанавливало порядок взаимоотношений между людьми и гривастыми. Но ни один человек не испытывал ощущения вины, совершив подобный поступок. Тогда почему же он так мучается?
— Не кажется ли тебе, что могила недостаточно глубока? — машинально произнес он. — Дикие собаки или оборотни могут легко выкопать труп.