Действие вместо реакции
Шрифт:
Волк, угодивший в капкан, может отгрызть себе лапу, чтобы выбраться. Он, однако, не сможет целенаправленно уморить себя голодом в знак протеста против нового вожака стаи. Он также не попытается вести жизнь воздержания и целомудрия или же отказаться от мясной пищи по гастрономическим, этическим или иным соображениям.
Еще одну яркую иллюстрацию человеческой нейропластичности можно почерпнуть из сравнения поведения детей нашего вида и особей шимпанзе любого возраста.
Если ребенку показать набор действий, которые необходимы для достижения некоей цели и получения им награды, то он повторит
Шимпанзе, с другой стороны, станет имитировать лишь самые необходимые действия для достижения цели и исключит из своей имитации все избыточное. На первый взгляд, это говорит о том, что шимпанзе куда умнее. Животное будто бы зрит в самую суть и отбрасывает всю шелуху. С определенной точки зрения, так и есть, но подобное прозрение сути имеет свою слабую сторону. Это очень узкая и ограниченная проницательность, без задела на будущее.
Шимпанзе и другие высокоразвитые животные выучивают путем наблюдения то, что могут понять. Они бережливы и отсеивают все нецелесообразное. Ребенок же копирует поведение взрослых даже тогда, когда не понимает его и не видит его полезности.
Ребенок демонстрирует огромное доверие к увиденному и опережает время. Он сперва учится, а уже потом ожидает наступления понимания или же вообще обходится без оного. Он сверхпластичен и открыт к переменам вплоть до некоей чрезмерности. И хотя это грозит выучиванием чужих ошибок, здесь содержится множество возможностей для роста.
Кроме того, животное быстро забывает и перестает повторять набор действий, которые больше не приносят награды. Ребенок, напротив, склонен повторять выученное вновь и удерживать его в своей памяти, даже если за этим набором действий более не следует никакой награды.
Словом, в детстве обучение имеет для нас психологически принудительный характер. Мы даже не выбираем, выучивать что-то или нет, а автоматически копируем огромное количество вариантов поведения окружающих нас людей. Это происходит само собой, вне зависимости от соображений полезности или вредоносности, эффективности или неэффективности.
Разумеется, здесь таятся многочисленные угрозы, но преимущества такой «обсессивно-компульсивной» обучаемости их перевешивают. Копирующий все подряд ребенок имеет огромную фору над животным, которое учится лишь малыми дозами, учится осторожно, неуверенно и все приспосабливает под свое все еще слаборазвитое понимание.
Ребенок неразборчив и тащит в свой ум все сразу и скопом. Когда он вырастает, у него уже накоплен огромный багаж из знаний и навыков. В силу его неразборчивости в этом багаже содержится множество мусора: много ошибок и дурных привычек, много усвоенных расстройств восприятия и поведения. Но если развитие ребенка действительно состоялось, то теперь он способен вносить сознательные и взвешенные перемены в свой ум. Он может вычистить лишнее, усовершенствовать полезное и добавить недостающее.
Готовность принимать в себя все вокруг, наша открытость опыту жизни со всем его мусором и ядом есть рискованная ставка. Она может показаться сущим безумием. И все же лишь эта дерзновенная ставка на сверхпластичность смогла сорвать джекпот, запустить
Чудеса нейропластичности
С научной точки зрения, все перемены в информационной модели мира и в способе нашего взаимодействия с ним есть новые варианты переплетения между ветвями непрерывно растущего нервного древа. Каждую секунду наш мозг переживает структурные метаморфозы – и как масштабы, так и скорость этих перемен оказались намного выше, чем полагали ранее.
Одним из множества подтвердивших это исследований стала работа, опубликованная в 2007 году10. Ученые из Гарвардского университета дали группе испытуемых выполнять различные задания, требующие сложной мелкой моторики рук. Их глаза были завязаны, так что участникам требовалось уделять повышенное внимание не только малейшим движениям своих пальцев, но и едва заметным осязательным ощущениям. Они не могли более опираться на данные от органов зрения, потому на первый план вышло осязание. На некоторое время их руки стали глазами. И, как оказалось, это не просто аналогия.
В ходе нейросканирования было обнаружено, что в период от сорока до шестидесяти минут активация в мозге распространилась из осязательных зон и на затылочную область, в зрительную кору.
Оставшись без работы, часть клеток зрительной коры мозга взялись за совершенно непривычное для них дело. Они стали обрабатывать и интерпретировать осязательные данные от нервных окончаний в пальцах. Это может показаться довольно заурядным фактом, но с точки зрения устоявшихся в науке представлений, произошло нечто поразительное.
Несколько десятилетий назад предположение, что нечто подобное вообще возможно, было бы поднято на смех. В нормальных условиях клетки зрительной коры занимаются… зрением. В конце концов, наименование «зрительная» было ей присвоено не просто так. Точно так же остальные области нашего мозга имеют в ведении свой конкретный набор функций и на чужую территорию не посягают.
Некогда считалось, что это разделение мозга на области и функции намертво запрограммировано в генах и не подлежит никаким изменениям. Затем мы начали обнаруживать все больше и больше исключений из этого правила.
К примеру, если человек рождается слепым или теряет зрение в раннем детстве, его затылочная кора вынуждена сменить профессию, уготованную ей природой. Она теряет право называться «зрительной» и начинает заниматься обработкой слуховых и осязательных ощущений, сложными мыслительными ассоциациями и так далее.
За счет этого у слепых обостряется слух и многие другие способности чувственного восприятия. В общем зрительная кора берется практически за любую работу, лишь бы не сидеть без дела в кромешной темноте черепной коробки. Строго говоря, иного выхода у нее и нет. В нервной системе действует принцип «кто не работает, тот не ест». Нервные клетки, которые не находят себе полезного занятия или хотя бы не имитируют некую полезную деятельность, умирают. Они перестают получать питание и необходимые им для жизни особые белковые молекулы, называемые факторами роста нервов.