Действия войсковых разведчиков
Шрифт:
– Добро! Приступайте к подготовке. Я отдам все нужные распоряжения, - заключил комдив.
– Желаю успеха.
…Майор Егоров сосредоточенно рассматривал в бинокль лежавшую перед ним местность и еле заметную узкую полоску вражеской траншеи. Дощатый настил наблюдательной вышки, на котором он стоял, прогибался под ногами: кроме Егорова там еще и капитан Сахаров, и командир артиллерийского дивизиона, и телефонист со своими телефонными аппаратами. Они едва умещались, но с вышки очень хорошо был виден весь район предстоящего поиска и даже многое такое, чего с земли никак не увидишь.
Неподалеку от вышки в неглубоком свежевырытом окопчике сидят пятеро солдат-артиллеристов. Они молча покуривают самокрутки, поглядывают на свою сорокапятимиллиметровую пушку, которую ночью подтащили сюда на руках, поставили у самой кромки леса, тщательно замаскировав еловыми ветвями.
Подальше, на
Лежат разведчики в траве с автоматами в руках, набив карманы маскировочных комбинезонов гранатами, слушают последние указания своего командира старшего сержанта Ярового, а вокруг сияет яркий летний день, из хвойного леса доносится печальное посвистывание иволги, в осиннике заливается звонкой трелью серый зяблик, присевший на ветку по соседству с разведчиками.
Не замечают разведчики красоты сияющего дня, не слышат многоголосого пения лесных птиц. Не до того им сейчас. До начала поиска осталось несколько минут, предстоит жестокая и беспощадная схватка с врагом. Вполне может случиться, что кто-то из них уже никогда больше не увидит леса, не услышит пения птиц, не встретится с матерью, с любимой девушкой. Понимают разведчики: может такое случиться, но стараются не думать об опасности.
Старший сержант Максим Яровой хорошо знает своих солдат. Разные они люди, разные у них характеры. Одни сдержанны, малоразговорчивы, всегда серьезны, как Флорентьев, Осадчий, Бабанин, а вот Чеканов и Зинченко весельчаки, балагуры. Юратов вспыльчив, не любит, когда над ним подшучивают. Но в бою они одинаковы: бесстрашные, настойчивые, дружные, всегда готовые прийти на помощь друг другу. Как и Яровой, они пришли в разведроту добровольно из разных частей и подразделений: «Хотим служить в разведке, доверьте нам любое опасное дело». Им доверили, зачислили в разве дроту. Максим Яровой уверен в своих помощниках - они не подведут.
Яровой также молод, одет в такой же маскировочный комбинезон и внешне ничем не отличается от подчиненных, разве что глубоким шрамом на щеке, оставшимся на всю жизнь после одной рукопашной схватки с фашистским гренадером. Лежит Яровой рядом с разведчиками, покусывает травинку, думает о предстоящем поиске, и представляется он ему во всех деталях, во всех подробностях. В назначенное время подадут сигнал с вышки, артиллеристы выскочат из своего окопчика, мигом разбросают еловые ветки, наведут ствол пушки чуть-чуть повыше фашистской пулеметной точки и откроют беглый огонь. После второго или третьего выстрела Яровой подаст команду, и группа прикрытия - Зинченко с тремя разведчиками - бросится через луг. Разведчики побегут гуськом, в затылок друг другу, по узкой ленточке - всего два метра шириной - разминированного саперами минного поля. За ними шагах в десяти пойдет группа захвата: сам Яровой с Юратовым и Бабаниным. Зинченко со своими достигнет проволочных заграждений, разбросает колючую проволоку, что ночью была срезана саперами и аккуратно поставлена на место, и займет там боевую позицию на случай, если потребуется прикрыть огнем группу захвата. А Яровой с Юратовым и Бабаниным, не останавливаясь, устремятся через проделанный проход прямо к пулеметной точке врага.
Самое главное в этом поиске - как поведет себя фашистский пулеметчик, когда над его головой полетят снаряды нашей пушки. По расчетам офицеров инстинкт самосохранения заставит его пригнуться. Это произойдет помимо его воли, помимо его желания, в первые секунды по крайней мере. Пригнувшись, он перестанет видеть свой сектор, и тех секунд должно хватить разведчикам, чтобы перебежать луг, ворваться в траншею и схватить пулеметчика. Все решают секунды. Вчера Яровой под руководством майора Егорова и капитана Сахарова трижды водил разведчиков «в поиск». Все было, как и здесь: луг, проволочные заграждения и макет немецкой пулеметной точки. Все получилось как надо, должно и теперь получиться.
– Ну, а если что и пойдет не так, как задумано, то ведь за нами будут наблюдать майор Егоров и капитан Сахаров, они не оставят в беде, помогут. Недаром же целый артиллерийский дивизион стоит на временных огневых позициях в готовности немедленно открыть ураганный огонь, прикрыть нас».
– Товарищ старший сержант! Сигналят, - вполголоса проговорил один из разведчиков, наблюдавший за сигналами. Яровой оглянулся. Из-за рыжего ствола огромной сосны, там, где кончается хвойный лес и начинается осинник, помахивали красным флажком. Яровой хрипло скомандовал:
– Приготовиться! Сейчас пойдем!
* * *
Обер- ефрейтор Шнайдер заступил на свой пост всего лишь два часа назад, однако от неподвижного стояния в узком окопе у него уже начали затекать ноги. Окоп обер-ефрейтора находится чуть впереди траншеи и соединен с нею коротким, всего в один шаг, проходом. В окопе тесно, большую его часть занимает прочно сколоченная деревянная станина, на которой, широко расставив сошки, распластался начищенный до блеска, прилежно смазанный станковый пулемет. По глубине окоп не так уж велик, меньше человеческого роста, но мешки с песком, уложенные полукольцом по брустверу, хорошо защищают обер-ефрейтора от пуль. Узкие щели между мешками позволяют надежно просматривать местность и при надобности вести огонь в любую сторону.
Шнайдер внимательно оглядывал зеленый луг, ряды проволочных заграждений, осинник, темнеющий слева, опушку хвойного леса, стеной стоявшего в трехстах метрах от окопа. Солнце уже высоко поднялось над горизонтом и припекало вовсю, даже развесистый куст бузины, маскирующий окоп, не спасал от его лучей. Шнайдеру стало жарко, однако он и не подумал расстегнуть воротник суконного мундира или снять с головы нагревшуюся стальную каску, он был образцовым солдатом и даже в мелочах никогда не нарушал дисциплины.
Дежурство проходило спокойно, русские ничем не тревожили, и обер-ефрейтор, покуривая, мурлыкал под нос всякие песенки, вспоминал разные случаи жизни. Однако, предаваясь воспоминаниям, он не переставал выполнять свои обязанности, ни на секунду не прерывал наблюдения и потому сразу же заметил едва приметное шевеление на опушке темневшего впереди леса.
Выплюнув окурок сигареты, обер-ефрейтор машинально схватился за ручки пулемета, напряг зрение, пытаясь рассмотреть, что происходит у русских. Будто молния сверкнула на опушке леса, раскатисто грохнул пушечный выстрел, и в то же мгновение над головой обер-ефрейтора со страшным визгом пролетел снаряд. Теперь он отчетливо разглядел советскую пушку. Она стояла между двух елей у самой кромки леса, и фигурки русских солдат копошились около нее. Приложив пальцы к гашеткам, обер-ефрейтор повел дулом пулемета, ловя на мушку те фигурки, но пушка снова блеснула красно-рыжим пламенем, и визг приближающегося снаряда заставил его отпустить ручки пулемета, присесть на дно окопа. Этот снаряд пролетел еще ниже, чуть не коснувшись мешка с песком, обдав обер-ефрейтора жарким ветром, оглушив пронзительным визгом. Обер-ефрейтор медленно стал подниматься, но тут же снова опустился на дно окопа. Мешки с песком хороши от пуль, а от снаряда они не уберегут. Снаряды летели и летели один за другим у него над головой, обдавали жаром, прижимали к земле.
И вдруг все стихло. Немного переждав, обер-ефрейтор поднялся, вцепился в ручки пулемета, окинул взглядом позиции русских. Пушка стояла на прежнем месте, солдат около нее уже не было. Но опытный глаз обер-ефрейтора заметил и проход, появившийся в ровных рядах проволочных заграждений, и лежавших там людей. Резким движением повернул он свой пулемет в ту сторону, автоматически поправил прицел… И тут же земля ушла из-под ног, стальная каска слетела с головы - кто-то бросил его наземь, сунул в рот вонючую тряпку, быстро и ловко обмотал веревкой. Это произошло в считанные мгновения, и он даже не успел сообразить, что случилось. Страшная догадка мелькнула лишь тогда, когда он увидел высокого парня в лихо сдвинутой на бровь пилотке с красной звездочкой. Парень одним проворным движением вынул замок из пулемета, положил себе в карман и что-то сказал. Сильные руки подхватили обер-ефрейтора, швырнули на бруствер траншеи. Он почувствовал, как натянулась веревка, крепко сдавила грудь, и с ужасом понял, что его поволокли по земле туда, к русским окопам, и ничто уже не спасет его от долгого плена или скорой смерти. Все-таки он закричал, призывая на помощь, но услышал только глухое мычание, потому что кляп во рту мешал крику вырваться наружу.