Действуй, жена!
Шрифт:
– Конечно-конечно, – ухает дедок, похожий на Гомера Симпсона, и бежит открывать ворота, будто ему предъявили самый настоящий пропуск.
– Вот они – плоды славы, – делано вздыхаю я.
– Ага, – криво ухмыляется Леха, – я умею торговать мордой.
Мне удается найти место около самого крыльца. Аккуратно паркую машину и помогаю выйти болезному однокласснику. Санитарка на поле боя – картина маслом! Леха облокачивается на мое плечо, и мы резвой рысью несемся в здание.
– Ах, Алексей Николаевич, – лопочет медсестра, встречающая нас около входа с креслом-каталкой. – Садитесь-садитесь,
Воскобойников, в манере сильных духом, мотает головой, давая понять, что не желает в глазах публики казаться инвалидом.
– Ты бы сел, Леша, – шепчу я. – У тебя хобот и хвост ниже позвоночника.
Он кивает, улыбаясь мне, и, несмотря на боль, плюхается на кожаный диван, стоящий около регистратуры.
– Нина, – решительно восклицает «наша» медсестра, – выпиши пропуск на Алексея Николаевича и сопровождающего. А я пока найду его историю болезни. Не волнуйтесь, – поворачивается она к нянчащему руку Воскобойникову, – Елена Васильевна уже спускается в операционную.
И сладко улыбнувшись нашему родному Брэду Питту, отпирает комнатку с надписью «Архив». Но, прежде чем заскочить внутрь, окидывает меня злым недоверчивым взглядом.
«Вот и ты, мать, удостоилась безликого «сопровождающий», – думаю я, подходя к аптечному киоску. Меня можно принять за кого угодно, только не за подружку пациента. Целомудренное платье с маленькой круглой горловиной, надежно скрывающее фигуру, и толстая мягкая косица делают меня похожей на сиротку. Моя сестра Малика зовет этот наряд братской могилой, уверяя, что я под ним всю себя похоронила одним махом. Коса завершает образ, скидывая лет десять. Король кинематографа и сирота казанская – подходящее название для нашей парочки. И пока Леха тихо стонет на модерновом диванчике, привлекая внимание аптекарши и всей регистратуры, мне приходится чуть кашлянуть, чтобы отвлечь пожилую хозяйку киоска. Понятное дело, не каждый день увидишь Алексея Воскобойникова в одних трусах, но и о других посетителях подумать надо.
– Одноразовый халат, – тыкаю я пальцем в витрину и, получив вожделенный наряд из нетканого материала, возвращаюсь к Лехе.
– Надень, – шепчу я. – А то завтра станешь знаменитее Кончиты Вурст.
Воскобойников смотрит на меня странно, будто видит впервые, а затем с трудом поднимается с дивана. Я замечаю слишком бледное лицо стоящего передо мною мужчины и почти насквозь пропитавшееся кровью полотенце. Помогаю надеть Лехе халат, оставляя свободной раненую руку. Осторожно завязываю его на талии и снова смотрю на окровавленное полотенце. Еще немного, и оно уже не спасет.
– К нам кто-нибудь подойдет сегодня? – интересуюсь не совсем вежливо. – Или будете ждать, пока человек истечет кровью?
– А вы кто, собственно? – высовывается из регистратуры лохматая голова. – Мы оформляем. Елена Васильевна идет… Не устраивайте тут панику, женщина!
– Это моя подруга, – тихо рыкает Воскобойников, имея в виду, что мы дружили когда-то в детстве. Но курицы-наседки понимают его фразу по-своему. И их любопытные взгляды устремляются на меня. Краем глаза замечаю короткую вспышку камеры.
– Спасибо, дорогой товарищ, – шиплю недовольно, – вот ты мне удружил.
– Не боись, Шакира, – ухмыляется Леха, сжимая мои пальцы. Я пытаюсь вырвать руку из его лапищи, возмущенно бурча. Но Лешка натужно улыбается и сжимает ладонь еще сильнее, будто удерживая меня. Мы возимся, как прыщавые подростки, и не сразу замечаем, когда рядом с нами возникает высокая строгая блондинка.
– Кто накладывал жгут? Во сколько? – требовательно спрашивает она, оглядывая Леху и его окровавленную конечность. Чуть растерявшись под ее суровым взором, я рапортую, как солдат на параде:
– Жгут накладывала я. Время девятнадцать тридцать.
– Профессионально сработано, – кивает доктор. – Пойдемте, Алексей Николаевич, – приказывает она Воскобойникову.
– Дождись меня, Шакира, не уезжай, – жалостливо заглядывая мне в глаза, стонет он на ходу.
Хочется напомнить Лехе, что ждать и догонять я давно отвыкла. Но резкие слова внезапно застревают в горле. И вместо того, чтобы послать подальше бывшего друга детства и уехать домой, я мяукаю, как идиотка:
– Конечно, подожду, Леша.
Как только раненый боец и его доктор скрываются в операционной, сажусь на диванчик и, открыв смартфон, начинаю строчить пост.
«Дождись меня», – рефреном проносится в голове. Когда-то я уже слышала похожую фразу, верила и ждала. Вот только ничем хорошим это не закончилось.
Глава 2
Заштопанного Воскобойникова мне сдают на руки примерно минут через сорок. Две молоденькие медсестры ведут под локотки раненого бойца и горделиво смотрят по сторонам. Жаль, конечно, но никого кроме меня в коридоре нет. Даже регистраторши разошлись по домам, прихватив с собой аптекаршу. Дедок-охранник, встречавший нас на въезде в клинику, подозрительно таращится на меня, но молчит. Да и мне некогда на него смотреть. За то время, что жду Леху, я успеваю накатать пост про жену нашего местного олигарха Пирогова, замутившую роман со студентом. Мой блог – «Рупор Дерзкой Анжелики» – не простаивает и дня. Ежедневно в нем публикуются злободневные новости и мое личное мнение о животрепещущих событиях.
«Страна должна знать, что я думаю!» – такой слоган я хотела разместить в шапке профиля, но моя сестрица Малика – компаньон, обеспечивающий прикрытие, – оказалась против.
– Тебя читают не только в России, – совершенно справедливо заметила она и предложила заменить слово «страна» на слово «мир». Но тут уже возразила я. Мои посты точно не читают в Нигерии или в Сомали. Долго мы цапались и решили обойтись без слогана. Зато фотка Мишель Мерсье, там, где она в белой мужской рубашке и с распущенными волосами, прошла без всяких споров.
Блог в Инсте мы ведем вместе с Маликой. Аккаунт зарегистрирован на нее. Указаны все достоверные данные, но даже самым шустрым журналистам, сыщикам и Интерполу к ней не пробраться. Во всяком случае, пока никому не удавалось. А учитывая особую направленность «Рупора», факт безопасности был и остается самым важным. Малика проверяет фотки на подлинность, отвергая любой фотошоп, даже простое осветление кадра, и рассчитывается с осведомителями. А с меня обличающие и едкие тексты, за которые многим хочется открутить автору башку. Нас такой творческий союз полностью устраивает.